В мутной воде
Шрифт:
– Ну и ладно!
– промолвил Венецкий, вылезая из дрожек и приятно потягиваясь.
– Пожалуйте наверх, в третий этаж! Превосходные есть номерочки! говорил швейцар, накладывая руки на чемоданы.
Венецкий поднялся в третий этаж, вошел в темный коридор, где сразу его обдало едким специфическим запахом петербургских меблированных комнат, и занял скромную комнату.
Через час он уже вышел на улицу, взял извозчика и приказал ехать на Моховую.
– Да поскорей... поскорей, пожалуйста!
Солнце выглянуло
– Важное известие... не угодно ли?
Венецкий остановился и купил телеграмму. Телеграмма извещала, что все дипломатические переговоры с Турцией кончены.
– Что, барин, никак скоро война?
– обернулся извозчик, молодой краснощекий паренек.
– Верно, что скоро...
– Тоже брат в солдатах. Пожалуй, и самому придется! Ребята сказывали, что придется идти...
– Тянет, что ли?
– полюбопытствовал Венецкий.
Извозчик полуобернулся, серьезно взглянул на офицера бойкими голубыми глазами и заметил:
– На войну-то?.. Нет, ваше благородие, в извозчиках лучше!
– Сюда, к серому дому... У второго подъезда. Стой!
– крикнул Венецкий, как школьник соскакивая на ходу с дрожек и отдавая деньги.
Сердце его сильно стучало, когда он бегом поднимался по устланной коврами лестнице в третий этаж.
Вот и площадка. Вот и широкая медная блестящая дощечка, на которой славянскою вязью было выгравировано: "Арсений Петрович Чепелев".
Он перевел дух и несколько раз прочел знакомую фамилию, прежде чем придавить пуговку от звонка. Какая-то робость вдруг напала на Венецкого.
"Не рано ли я забрался... Еще, может быть, спят!" - промелькнуло у него в голове.
Он взглянул на часы. Ровно час. Конечно, все встали. То-то она обрадуется...
И он так сильно надавил пуговку, что сам даже испугался, когда услышал сильный звонок.
Через несколько секунд, показавшихся Венецкому особенно длинными, послышались быстрые шаги, и перед Венецким показались знакомые бакенбарды котлетами на солидном лице Ивана.
– Здравствуйте, Иван!
– весело приветствовал Венецкий и любезно глядел на Ивана, который в эту минуту казался ему таким хорошим и милым, что он готов был броситься ему на шею.
– Ваши дома?
Иван вдруг смутился.
– Что же вы молчите, Иван? Дома?
– Никак нет, Алексей Алексеевич!
– как-то участливо прошептал он. Елены Арсеньевны дома нет...
– Но Елена Арсеньевна скоро вернется?.. Она здорова?
– упавшим голосом спрашивал Венецкий, испуганно глядя на смущенное лицо Ивана.
– Что случилось?
– Они, слава богу, здоровы, только...
– Арсений Петрович дома?
– Генерал у себя в кабинете!
–
И с этими словами Венецкий быстро сбросил пальто и прошел в кабинет.
– Ничего еще бедняга не знает!
– жалостливо проговорил Иван ему вслед, вешая на вешалку пальто.
III
Старый, плешивый генерал Чепелев сидел в кабинете за письменным столом, на котором была разложена большая карта театра военных действий. Он быстро передвигал булавки с флагами, изображавшие наши войска, по направлению к Константинополю. Старик, не знавший, куда девать свободное утро (он заседал в каком-то совете, и времени у него было достаточно), давно прочитал свою любимую газету от доски до доски, посердился на Биконсфилда* и на англичан, вместе с газетою повторил несколько раз, что все от мала до велика ждут только призыва, посердился, что призыва еще не последовало, умилился выносливости русского солдатика и, не дожидаясь распоряжений, начал кампанию у себя в кабинете.
_______________
* Дизраэли Бенджамин, граф Биконсфилд, будучи в 1874 - 1880 гг.
премьер-министром Англии, противодействовал усилению позиции России
на Балканах.
Старик уже переправил войска через Дунай, перешел через Балканы (турки все отступали, и он поэтому даже и не вынимал булавок с красными флагами из коробки), занял без боя Адрианополь и был уже в нескольких шагах от "Царьграда" (в последнее время старик иначе не называл столицы Турецкой империи), как вдруг торопливые шаги Венецкого заставили его остановиться перед взятием Константинополя, приподнять очки на большой лоб и взглянуть своими добрыми, выцветшими глазами на вошедшего.
Увидав Венецкого, старик видимо смутился и торопливо привстал с кресла, поправил почему-то крест на шее, с какою-то особенною ласковостью обнял молодого офицера и, усаживая его около себя, осведомлялся, здоров ли он, когда он приехал, и, видимо, не решался о чем-то сообщить.
Венецкий быстро отвечал на вопросы и сам, глядя на смущенное, растерянное лицо Чепелева, словно боялся заговорить об Елене и нарочно тянул рассказ о том, как он получил место здесь, как он думает устроиться.
Но наконец ему было невмоготу, и он упавшим голосом, робко взглядывая на Чепелева, спросил:
– Елена Арсеньевна здорова?..
– Леля здорова... Она...
Он тихо положил свою сморщенную руку на руку Венецкого и, пожимая ее, тихо прошептал:
– Видишь ли (он почему-то заговорил с Венецким на "ты")... видишь ли, Алексей Алексеевич, ты уж, бедняга, не сердись... Так уж оно вышло...
У Венецкого замерло сердце...
– Что же случилось... скажите!..
– Леля вышла замуж!
– прошептал старик, отворачиваясь от Венецкого...
Венецкий сперва не понял, - до того поразило его это известие.