В начале жатвы
Шрифт:
В назначенный день, ровно в десять утра к Цупрону Додовичу пришел Вольдемар Луста — с вещевым мешком за плечами и полубаяном на правом плече. Вслед за ним появился Митька Точила, но без вещей.
— С пустыми руками? — удивились друзья.
— Подожду, — ответил Митька.
— Не пойдешь? — забеспокоился Цупрон.
— Подожду, — неуверенно ответил Митька. — Подожду Зотыка Дугу. Если он пойдет — тогда и я.
Ждать пришлось долго. Часы показывали уже половину одиннадцатого, а Зотык все не шел.
— Может, с магазином нелады — вчера ведь сдавал. Иди проведай, Цупрон.
Но Цупрон замахал обеими руками:
— Ой, что ты! У него там собаки во дворе, волкодавы. Сходи разве ты, Вольдемар.
Вольдемар поглядел, поводил по хате глазами, покряхтел и нехотя направился на улицу. Вернулся он не скоро. Митька Точила и Цупрон Додович уже вволю намолчались, каждый думая про свое, когда звякнула щеколда и во двор не зашел, а влетел разозленный, краснолицый и потный Вольдемар.
— А где же Дуга? — испугался Цупрон. — Небось, арестовали Дугу за недостачу.
— А где Дуга? — снова спросил он, как только Вольдемар переступил порог.
— Черт ма того Дуги! — выругался Вольдемар. — Пока мы тут спали да его слушали, этот Центнер даром что грузноват, а успел и отсюда освободиться и на должность продавца в Волжевичском сельпо пристроиться. Сегодня утром поехал Центнер принимать новый магазин. Теперь плевать ему на эти выпивки и на все разговоры.
Цупрон побелел и нерешительно уставился на Вольдемара.
— А что же мы теперь будем делать? — прошептал он.
— А лихо с ним! — сказал Вольдемар. — Все равно он нас бросил бы. Будем без него работу искать. Пойдем, договорились же. Так, что ли, Митька?
Митька отрицательно покачал головой:
— Я же сказал: без Зотыка не пойду.
— Значит, знал, что он удрал?
— Знал.
— Так почему молчал, зачем душу выворачивал? Ладно. Значит, не пойдешь?
— Нет, — ответил Митька.
— Тогда мы пойдем! Собирайся, Цупрон! — подал он команду.
Распадалась компания...
За деревней остановились.
— Будь здоров! — бодро сказал Вольдемар Луста и подал Митьке руку. — Увидим, как они обойдутся без баяниста!
Но в глазах ихних, в движениях Митька видел неуверенность в самих себе, растерянность. Митьке вдруг стало жалко их обоих. Он крикнул:
— Гей, Вольдемар, Цупрон! А может, останетесь?
Они приостановились, обернулись, и Вольдемар взмахнул рукой.
— Нет, не вернемся! — выкрикнул он.
— Не вернемся! — словно эхо, повторил Цупрон.
Митька долго еще смотрел им вслед, а потом вздохнул и, задумавшись, зашагал и деревню. Перед ним самим был еще не совсем понятный ему путь, который предстояло найти и выбрать. Но тут же он и решил, что никогда вот так не оставит своей деревни.
5
— Ганна дома? — спросила Назаровна.
— Дома, — ответила Адарка. — Заходи.
— А самой тебе все нездоровится?
— Так, нездоровится, — ответила Адарка. — Вишь, осень вот-вот, — и она показала рукой на стаю аистов, перелетавших через деревню к плавням. — Аисты перед отлетом собираются.
Обе стояли возле двора. Адарка было направлялась к соседке, да как раз и встретила Назаровну. В последнее время она часто жаловалась на боль в пояснице, часто ездила в больницу, но ни бригадир, ни Назаровна, ни даже дочь Ганна не верили ей, а также справке, которую выдал врач. Все знали, что Адарка в последнее время любит увильнуть от работы. Особенно на нее и не обижались за это, некоторые вовсе отмахивались, когда им напоминали про Адарку, — немало пришлось пережить вдове в войну. На ее скуластом, опаленном солнцем и ветрами лицо лежала замысловатая сеть больших и малых морщин, а волосы были седые, как у старухи. Многие помнили, какой непоседливой была она, когда восстанавливали колхоз, да и позже женщина старалась. А вот теперь, как подросла дочь и пошла работать вместе со всеми, Адарка несколько заупрямилась.
— По делу? — спросила она Назаровну, пряча глаза.
— По делу. Надо бы тебе пойти, да, вижу, прибаливаешь.
— Да, прибаливаю, милая моя. Поясница. На работу вряд ли пойду.
— Да не на работу, — махнула рукой Назаровна. — Какая ты! К колхозным амбарам надо идти, аванс дают на трудодни.
— Ой, что ты? — удивилась Адарка. — А сколько же на трудодень?
— По килограмму ржи.
— Не обманываешь? — уставилась на нее Адарка. — Не много ли? В прошлом году всего по полкило на трудодень, а тут в аванс по килограмму. Не верю! — и она медленно опустилась на лавочку.
— Ну и не верь, — отрезала ей Назаровна и поспешила во двор.
Через несколько минут она и Ганна вышли из хаты, молча прошли мимо Адарки, будто ее совсем тут и не было. Адарка окинула взглядом их спины и опустила голову. Чудеса, а не дочь у нее! Когда зимой было собрание и запланировали получить на трудодень по три килограмма зерновых, Ганна так поверила этому, будто те три килограмма уже были у нее в хате. И вон как старательно бегала она на работу в колхоз, от темна до темна, изо дня в день. И вишь как вышло: если уж авансом по килограмму, то позже, осенью, акурат, смотри, и по три будет. Удивительно: и совпадает же иногда такое! И только после этого как следует дошло до ее сознания: это же по три килограмма! У них с Ганной уже теперь триста с лишним трудодней, а это значит... Сколько же это будет? И Адарка начала подсчитывать. Беззвучно шевелила она губами, припоминая известные одной ей правила умножения, а перед собой видела не мешки с зерном, а чистую уютную хату, в которой царит достаток.
Разве мало мечтала она об этом? Рыгор умер перед войной, оставив ее с дитем на руках. Может, и неплохо жила бы она, может, еще и замуж вышла бы, но тут — война. Сколько горя перенесла Адарка, спасая от гибели Ганнулю. Неделями в темных погребах отсиживалась, по лесам бродила, в землянках жила, потому что гитлеровцы из деревни выгнали. Хорошо, что хоть хата уцелела каким-то чудом. Сразу после войны еще крепилась Адарка, а тут вот сдавать начала. Безразличие какое-то вселилось, как старуха ведет себя. А какая же она старуха, если ей еще только немногим больше сорока лет!..
Ой, господи, больше тысячи килограммов получается! Да не может того быть! Ну, поглядим.
А Ганна в это время грузила на подводу мешки. Ей начислили триста сорок килограммов ржи. Это была первая большая получка после войны. Быть может, некоторых, как и Адарку, она захватила врасплох, только не Ганну. Она грузила свои мешки вместе с Рыгором Дроздовым. Подхватывала левой рукой мешок за угол, перебрасывала на правую, которую крепко держал Рыгор, и, по-мужски широко ступая, шла к телеге. Перенося мешки, они коротко разговаривали.