В небе великой империи
Шрифт:
Полковник молча кивнул.
— И как ты оцениваешь в таком случае шансы спасти самолет?
— Судя по диспозиции, невысоко — пожал он плечами.
— Итак, мы должны принимать во внимание то, что можем лайнер потерять — четко сказал Председатель.
Полковник вновь сделал утвердительный жест.
— Хорошо… Тогда позаботьтесь о том, чтобы проинформировать американцев.
Впервые за весь разговор полковник взглянул на своего собеседника с нескрываемым удивлением.
— Но они потребуют от нас выдать картины! И это может поставить под угрозу наши источники в Штатах и Швеции!
— Если мы поставим в известность американцев, никто не осмелится утверждать, будто это тайная операция.
— Но тогда самолет… — раскрыл рот полковник.
— Тогда предоставим дело участи фортуны — с неожиданной энергией в голосе перебил его Председатель и потянулся к телефону — Я должен проинформировать Президента.
— Вы думаете, он нас поддержит? — осторожно спросил полковник.
Председатель улыбнулся.
— Ты же знаешь, что наш Президент болен, как обычно. И полная информация может лишь взволновать его и ещё более пагубно отразиться на здоровье первого лица в государстве. Ты свободен.
Козырнув, полковник вышел из комнаты. За дверью он восхищенно покачал головой и поймал себя на мысли, что очень хочет когда-нибудь стать профессионалом уровня своего шефа.
Воздушное пространство в районе г. Казань, московское время 14.30.
— Майор, как слышите меня, прием! — властный голос подполковника Рыбина пренебрегал обычными правилами кодированного радиообмена, на что Хорев сразу обратил внимание. „Разволновались“ — с удовлетворением подумал он.
— Хорошо слышу, подполковник. Я вас уже заждался! — в тон ответил он. Сейчас можно позволить себе роскошь отвергнуть обычные формальности. Хорев повернул голову влево. Истребитель подполковника шел параллельным с ним курсом на удалении метров двести.
— Приказываю вам прекратить преследования и лечь на курс 1-3-2!
— Не валяйте дурака, подполковник! — голос Хорева прозвучал насмешливо — командовать парадом буду я.
— В случае неповиновения у меня есть приказ тебя уничтожить!
— Попробуй. Как только кто-то из вас включит радар наведения, я открываю огонь. Так что к оружию никому не прикасаться! — он повысил голос, обращаясь ко всем посланным на перехват пилотам, которые тоже должны были слышать этот радиообмен.
На некоторое время воцарилось молчание. Подполковник продолжал оставаться на прежней позиции, ещё один перехватчик пристроился справа. Два других Хорев воочию не видел, но локатор показывал, что они следуют примерно в километре позади. Это успокаивало. Такой расклад означал, что на самом деле приказа атаковать его нет. Его плотно конвоируют, но не более того и это вполне отвечало планам майора. Ещё три-три с половиной часа преследователи могут держаться за ним, а потом им придется сесть на промежуточном аэродроме для дозаправки. Новыми подвесными баками, расширяющими радиус действия СУ-27 обладал только Хорев. Впрочем, его преследователей могут дозаправить в воздухе или просто появятся другие, в течении операции это ничего не меняло.
В наушниках опять послышался знакомый шорох:
— Волга, вызываю на связь, Волга, ответьте Земле, ответьте Земле!
Подобную просьбу майор проигнорировал. Достаточно того, что Земля слышит его переговоры с преследователями. Хорев хорошо знал принципы функционирования той системы, которой сам преданно служил долгие годы и примерно представлял себе разворачивающуюся в диспетчерской активность. Угрозами, уговорами, с помощью квалифицированных психологов они попытаюся на него повлиять. Вступать в контакт с ними было бессмысленно и опасно. О достижениях и силе воздействия современного гипноза майор был хорошо осведомлен. Поэтому когда какой-то генерал из Главного Штаба Авиации, представившись, вновь вызвал его на связь, Хорев ответил просто:
— Земля, я Волга, приказываю радиообмен прекратить. При невыполнении моего приказа огонь открываю без предупреждения!
„Ну когда так ещё с генералом поговорить можно?!“ — с иронией подумал майор. Однако сам факт того, что представитель Генштаба прибыл на аэродром, можно расценивать только положительно. Это означает, что ЧП воспринято с максимальной серьезностью и верхи о нем уже проинформированы.
Хорев взглянул на вмонтированные в приборную панель часы, показывающие время в пункте старта, актуальное время в точке полета, общее время в воздухе и время, на которое достаточно топлива при нынешней скорости и условиях полета. Последний показатель и был наиважнейшим. Итак, минимум шесть часов в запасе у него есть.
Скоро, не скрытые безоблачным небом, на горизонте должны были всплыть невысокие россыпи Уральских гор. „Рано или поздно всё это кончится. И при том, как точно развитие событий соответствует нашим планам, кончиться всё должно хорошо.“ Выйти с майором на связь более никто не пытался. Очевидно на Земле угроза была принята всерьез.
Ровное гудение турбин успокаивало и даже убаюкивало, лишь негромко попискивающий радар боевого наведения постоянно напоминал о том, что оружейные системы истребителя в любой момент готовы исполнить свой долг. Огромный лайнер всё более удалялся от клонящегося к Западу солнца, иногда слегка покачиваясь в красном перекрестье электронного прицела.
Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли, время 07:00
Полученный из Москвы телекс лег на массивный стол директора ЦРУ как раз когда тот подносил к губам полную чашку с крепко заваренным кофе. Директору стоило большого труда поставить её на блюдце не расплескав. К тому, что у русских постоянно происходили ЧП он уже привык и иногда с тоской вспоминал времена, когда получить любую информацию из этой страны было делом большого искусства. Теперь информации стало даже слишком много, а ничего хорошего от неё по-прежнему ожидать не приходилось. Но то, что директор созерцал сейчас собственными глазами, было вершиной всего. К угонам самолетов, взрывам и терактам он по долгу службы уже давно привык. Однако сам по себе факт, что какой-то сумашедший русский летчик взял на прицел шведский „Боинг“ уже мог вывести кого угодно из равновесия. Но то, что Москва сочла необходимым поставить его в известность об инциденте… Почему? Телекс, коротко описывая обстоятельства происшествия, скромно об этом умалчивал. Чисто по человечески директору было бы жалко невинно взятых заложниками людей, но поскольку сей инцидент не касался американских интересов, можно позволить себе только с облегчением вздохнуть… На первый взгляд. Но директор был профессиональным разведчиком и он не видел оснований сомневаться в том, что русские затеяли какую-то игру. Огласка, да ещё преждевременная, явно не в их интересах и директору было ясно, что дело нечисто. Если бы русские надеялись уладить проблему самостоятельно, они бы промолчали, дабы не допустить скандала. На их месте директор поступил бы также. И если дело не имело отношения к американским интересам, русские бы тоже не стали ставить его в известность. В крайнем случае, оповестили бы шведов, которые кстати, пока помалкивают, не имея, очевидно, представления о происходящем… Что-то за всем этим крылось.