В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
Шрифт:
15 апреля, в воскресенье, мы помылись в душе на аэродроме и сменили нижнее белье, у себя в лагере грелись под солнышком и слушали, как все ближе к Цшорнау раздается громкая и долгая канонада. Вечером к нам приходили Тамара, Дуся и другие девушки. Советовались, что им дальше делать. Но мы сказали им: «Ждите наших и будьте спокойны!»
В середине апреля, утром, отправляясь на свои рабочие места, мы впервые встретили в военном городке военнослужащих РОА, которые промаршировали со старым российским флагом с белой, синей и красной полосами. Как я уже отмечал, некоторые из пленных, включая меня, приветствовали встречавшихся немецких офицеров по-военному, как это принято в Красной армии. Но в этот раз навстречу нам шли явно не немецкие офицеры, хотя в основном в немецкой униформе. Первым был высокий и очень надменный лейтенант с монгольскими чертами лица, которого я не стал приветствовать. А он за это сделал замечание на русском языке. Я же ответил, нагло соврав, что являюсь старшим по званию –
Власовцы стали нам предлагать, пока еще не поздно, присоединиться к ним и поехать в Чехословакию, оттуда – в Южную Германию, где РОА сдастся американским войскам. Власовцы считали, что американцы и англичане скоро заключат с Германией мир и начнут совместно воевать с большевиками, а РОА в этой войне «сыграет решающую роль и обретет у народов России вечную славу». Мы же задали власовцам вопрос: «А если США и Англия не сделают того, о чем мечтают ваши командиры?» Они ответили, что этого не произойдет. На этом наша встреча закончилась. К сказанному еще добавлю, что данное соединение РОА было очень хорошо вооружено – имело много танков и орудий, включая трофейные. Я заметил две зенитные пушки, на которых раньше работал вторым наводчиком.
На другой день меня и моего соплеменника Уткина, а также Мингалиева фельдфебель послал в город – в богатый дом на одной из центральных улиц, где проживал старик с красивой дочерью. Нам предстояло вынести из комнат богатую коллекцию фарфоровой посуды и, очень аккуратно завернув в бумагу и мягкую солому, погрузить ее на стоявшую во дворе грузовую автомашину. Старик хотел отвезти коллекцию куда-то к родным, проживающим на западе Германии, и спасти ее от разграбления русскими.
Наш охранник Интеллигент любезно побеседовал со стариком, оказавшимся его хорошим знакомым, и представил ему меня как старшего из пленных и «очень порядочного русского, с которым можно подробно поговорить о том, что ожидает немцев, когда город займет русская армия». Охранник попросил угостить нас парой бутербродов с кофе и дать покурить. После этого охранник ушел к себе домой, а дочь старика исполнила его пожелание. Потом она показала нам фотографию своего жениха – молодого унтер-офицера, спросив, «не отнимут ли русские солдаты это фото». Я посоветовал девушке… на всякий случай отрезать от фото ту часть, где у унтера на мундире виднеется орел. Девушка быта прелестна и так наивна! А Уткин сказал мне по-чувашски: «Хорошо, если наши бойцы, поймав ее, не изнасилуют».
Пока мы работали, я обсудил с ребятами, что нам делать в создавшейся обстановке. Оставаться дальше в лагере – это, по существу, преступление перед Родиной. Вполне возможно, что немцы погонят пленных в тыл, и это время надо использовать для побега. Можно, спрятавшись в районе лагеря, дождаться прихода наших войск. Мы договорились бежать вместе, но подготовившись к этому. 18 и особенно 19 апреля прошли и для нас, и для наших постовых, да и для всех жителей Цшорнау, Каменца и его округа в тревожном ожидании. Большинство пленных работали на огородных участках, скорее делая вид, что трудятся. По-прежнему повара привозили нам обед. Военнослужащих немцев на территории городка мы видели редко – многих из них отправили на минирование различных объектов в городе и ведущих к нему дорог. Несколько наших штурмовиков опять пролетели над аэродромом и на этот раз уничтожили почти все самолеты, главным образом истребители.
В эти последние дни Андрей Маркин и Василий Серегин обсуждали со мной варианты побега. Решили, что убежим 20 апреля и сделаем это следующим образом. Рано утром каждый из нас, уходя на работу, захватит с собой самые необходимые вещи и документы. А после обеда незаметно от товарищей и постового мы скроемся в хранилище сена и отсидимся там до наступления темноты, пока нас не перестанут искать. Ночью по заранее подготовленной лестнице преодолеем ограду и доберемся до канализационной станции, где спрячемся в бункере и дождемся там наших войсковых частей.
В бункере у нас был создан почти на 10 суток минимальный запас продуктов – сухари, сало, несколько банок консервов, сахарин, картофель, крупа из пшеницы, имелась питьевая вода, махорка. Мы рассчитывали на то, что на станции никого не бывает, а охранник не скажет о бункере.
Чувствовалось, что не только мы, но и другие товарищи готовятся к побегу и группируются для этой цели. Конечно, большинство пленных – пожилые, раненые, слабые физически и духовно – о побеге и не помышляли, рассчитывая лишь на волю случая.
Часть пятая
КОНЕЦ НЕМЕЦКОГО ПЛЕНА
Глава 1
В ночь с 19 на 20 апреля один из моих соседей нечаянно разбудил меня. Встав с ложа, я попытался включить лампу, висевшую над моими нарами. Она не горела. Стало ясно, что электроэнергии нет во всей казарме. Но на улице уже наступал рассвет и постепенно становилось
Когда все было готово, Вилли Нииндорф пересчитал пленных и установил, что два человека отсутствуют. Спросил у меня, кого же нет. Я взял список и по нему быстро определил, что отсутствуют два неразлучных друга – М. Болтрушевич и П. Васьковский. Вилли доложил об этом фельдфебелю, и тот, разозлившись, приказал срочно и тщательно обыскать все помещения, полагая, что беглецы не успели еще выйти из лагеря.
Старики-конвоиры Рахель и Хёхт все обшарили, даже комнату фельдфебеля, но никого не нашли. Одновременно Вилли с автоматом пробежался по саду-огороду, заглянул в уборную, осмотрел местность вокруг лагеря и тоже никого не обнаружил. После этого он со мной вошел в сарай хозяйки, до потолка набитый соломой, и, поскольку никто не отзывался на приказ выйти, Вилли открыт по соломе огонь из автомата, перемещая его вниз и вверх, вправо и влево. И опять никто не подал голоса. А я очень боялся, что товарищи сидят там и могут погибнуть, поэтому я закричал на Нииндорфа: «Вилли, прекрати, не все ли тебе равно!» Слава богу, ребят в сарае не было. Так никто и не обнаружил беглецов и не узнал, как им удалось это сделать.
…Провожая колону, хозяйка Мария Шольце, ее дочери Дора и Гизела, сын Вальтер, а также поляк Станислав пожелали нам счастливого пути. А Гали не было. На этот раз фельдфебель поставил меня замыкающим колонну, а сзади пошли Вилли Нииндорф с автоматом и фельдфебель с пистолетом. Они держали меня почти рядом с собой как переводчика, особенно нужного при возможной встрече с частями Красной армии.
Когда колонна проходила мимо усадьбы Лоренц, пожилая немка и две ее дочери подбежали к Ивану Уварову, работавшему у них, и вручили ему большую сумку с какой-то едой. Подходя к лесу, мы увидели у его опушки двух солдат с автоматами. Фельдфебель спросил их: «Как далеко отсюда русские?» Солдаты ответили, что не очень далеко, и добавили: «Нас поставили, чтобы никого не пускать к аэродрому». И как только они произнесли эти слова, на аэродроме раздались сильнейшие взрывы и появились яркие всполохи пламени, которое распространялось с очень большой скоростью. Рушились ангары, кирпичные дома, горели деревянные бараки, резервуары с жидким топливом и другие объекты. Мы думали, что аэродром обстреливают наши артиллеристы, но оказалось, сами немцы взрывали аэродромные объекты, чтобы они не достались русским.
Пока длился этот «спектакль», внимание охранников к пленным ослабло, и я заметил, как Ваня Трошков и с ним еще двое пленных юркнули в кусты у леса. Фельдфебель, однако, дал колонне команду идти дальше. Через час возле бывшего каменного карьера, кругом густо заросшего молодыми деревьями, мы попросили фельдфебеля сделать привал. Пока все справляли нужду в зарослях, сбежали еще трое пленных, по которым произвели чуть ли не десяток запоздалых выстрелов из винтовок и пистолета. За время пути ребята, везшие телегу, сменились раза три. Прежде чем войти в деревню Била, очередные возчики попросили их заменить, так как дорога стала более трудной – колеса телеги вязли в песке. Сменить их вызвались Андрей Маркин, Василий Серегин и еще пять человек, среди них оказались Толя Шишов, Саша Гуляченко, Женя Волчанский, Петр Анохин и Сурен Саркисян. Фельдфебель, однако, выбрал из всех только Маркина, Шишова, Гуляченко и Волчанского, чему, конечно, очень огорчился Серегин, разлучившийся теперь со своим самым близким другом Маркиным. Когда Андрей Маркин шел мимо меня к телеге, он успел сказать, что ночью ждет меня и Васю Серегина в бункере на канализационной станции. Я понял, что все возчики замыслили осуществить план побега. Но, увы, я, особо охраняемый Нииндорфом и фельдфебелем, не смог к ним присоединиться.