В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
Шрифт:
А Каменц все же не стал крепостью и сдался без боя 7 мая. Это произошло благодаря тому, что делегация горожан во главе с рабочим-коммунистом Штефаном Вихой пришла к командованию части, расположенной на аэродроме, и договорилась о сдаче города. Мне было приятно думать, что своей смертельно опасной выходкой я тоже повлиял на судьбу города.
…Не помню, сколько я пролежал тогда в кладовке. Матиас разбудил меня. На кухне все уже было убрано. Рюдигер сказал мне: «Благодари бога, что тебя сразу не расстреляли. Знаешь ли ты, к кому обращался? Ведь это быт сам Цицман, руководитель нацистской партии в Каменце, то есть главное лицо в городе и округе».
Затем Рюдигер подвел меня к ведру, заполненному остатками «пиршества», среди которых были куски
Надзиратель в тюрьме удивился, что я как-то странно несу шинель, и, посмотрев, что в ней, открыл камеру и впустил меня. Споткнувшись о порог, я упал на пол, и содержимое шинели открылось, вызвав общую радость. А я начал хвастаться, что осмелился потребовать у самого Цицмана, главного начальника Каменца, чтобы город был сдан Красной армии без боя. Ребята тут же догадались, в каком я состоянии, подняли меня и стали ругать: «Ты что, совсем обнаглел? Мы беспокоимся за свою и твою жизнь, а ты пустился в загул! А что, если Цицман пришлет утром своих церберов и они нас расстреляют?»
Наконец товарищи принялись за еду, уложив меня спать на пол, на который предварительно подстелили газеты. Мою шинель они оставили подкладкой вверх, чтобы она, намокшая и частично покрывшаяся жиром, подсохла к утру.
Глава 3
Утром 3 мая, после чая без хлеба, к Саше пришел врач и перевязал его рану. Он сообщил нам, что с завтрашнего дня город объявлен крепостью и издан второй приказ об эвакуации всего гражданского населения Каменца и его округа на юг страны. А что будет с нами, он не знает, но остающиеся в городе эсэсовцы могут совершить в отношении нас самое худшее. Врач предупредил, что все военнопленные считаются уже отправленными в тыл, а нас теперь могут и не признать военнопленными. Затем врач дал Саше рекомендации по уходу за раной и оставил ему запас бинтов, ваты и марганцовки.
Наступили часы мучительного ожидания. Чтобы чем-то занять время, Андрей Маркин предложил постричь мою голову, волосы на которой чересчур выросли. Я согласился, и он, взяв из мешка собственные ножницы, приступил к работе, пользуясь своей же расческой. Скоро я оказался остриженным под польку.
После 10 часов дверь камеры открылась, и к нам вошел незнакомый надзиратель. Он грубо приказал нам встать, забрать свои вещи и спуститься с ним во двор.
У ворот мы увидели одетых в черные мундиры, брюки навыпуск и пилотки с изображением человеческого черепа четырех эсэсовцев, вооруженных автоматами. Мы остановились перед ними, и надзиратель доложил старшему о нас, после чего тот, не ответив ни слова, открыт калитку и громко произнес: «Всем выйти!» И мы вышли на улицу.
Но тут я не выдержал и сказал старшему конвоиру: «Вы видите, у нас раненый и он не может идти. Как же быть?» Конвоир ответил: «Ничего, идти совсем недалеко. Донесете его!» Как только я услышал эти слова, мгновенно вспомнил, что недалеко от тюрьмы находятся кладбище и место для расстрелов, и подумал, что нас ведут именно туда. Поэтому я сразу сообщил свое предположение товарищам, и мы наспех сказали друг другу слова прощания.
В это время нам повстречалась шумная колонна, в основном из советских гражданских мужчин и женщин, некоторые были с детьми, многие тащили за собой ручные тележки с личными вещами и запасом продовольствия.
На улице меня заметила знакомая пожилая немка, которая шла с мужем – бывшим охранником лагеря в Цшорнау, имевшим прозвище Интеллигент. Она удивилась, увидев меня под стражей, и спросила: «Юрий, куда вас ведут?» Я, не раздумывая, ответил ей: «Видимо, на расстрел». Тогда ее муж быстро подошел к старшему конвоиру, поприветствовал его по-военному, правда
Прошло несколько минут, и супружеская пара, пожелав всем счастья, ушла своей дорогой. А навстречу нам продолжала двигаться колонна гражданских лиц. Наш конвоир о чем-то переговорил с охранником этой колонны, потом подозвал меня к себе и сказал по-немецки примерно следующее: «Не думайте об эсэсовцах только плохое. Как можно быстрее присоединяйтесь к колонне, переодевайтесь в гражданскую одежду, если она найдется у ваших соотечественников». Так мы освободились от военного плена и превратились в гражданских пленных.
В колонне нам быстро достали нужную одежду: рабочие куртки, брюки, кепки, а для Саши Гуляченко выделили отдельную тележку, в которую мы сложили шинели. Поверх вещей на тележку посадили раненого Сашу.
Зная, что мы очень голодны, три девушки, обеспечившие нас одеждой и отдавшие нам тележку, накормили нас картошкой в мундире, лепешками и кофе. Среди этих девушек была давно знакомая русская Аня (маленькая) из-под Курска, работавшая в Каменце на аэродроме. В дальнейшем все эти три девушки, две из которых были хохлушками из-под Житомира, не разлучались с нами до окончания войны. На первом же привале нас разыскали и присоединились к нашей группе Тамара, Дуся и Галя из Цшорнау. Они подробно рассказали, что произошло с ними в последние дни. Оказывается, некоторые девушки подготовились к эвакуации перед тем, как покинуть хозяев: взяли у них тележки, в которые сложили запас продуктов, одежду, посуду и даже топорик для заготовки дровишек в пути. В Каменце, явившись на указанное место, они получили по 500 граммов хлеба.
Аналогичный приказ об эвакуации был дан 4 мая всему немецкому гражданскому населению Каменца и его округа, поэтому по шоссе одновременно с нами двигались без охраны и горожане с тележками, и сельские жители на фурах, тяжело нагруженных продовольствием и скарбом, запряженных, как правило, двумя лошадьми.
Сзади некоторых фур были привязаны коровы, которых кормили во время остановок и доили утром и вечером. Кое-кто ехал и на автомашинах…
Когда мы вступили в небольшую деревню, где, как оказалось, жила и работала какая-то подруга наших девушек, Тамара, Дуся и Галя, предупредив охранника, отлучились, чтобы узнать, там ли она еще находится. Однако вернулась одна Тамара, сказавшая, что их подруга находится на месте, не собирается никуда эвакуироваться и, по просьбе хозяев, будет присматривать за домом и скотиной в их отсутствие. Очаровав старого охранника, Тамара упросила его отпустить с ней к подруге всю нашу мужскую группу.
Подруга накормила нас молоком, картофелем, домашней колбасой и хлебом и преподнесла по рюмке украинского самогона, а потом предложила нам спрятаться и дождаться, пока Красная армия не займет деревню.
Но Андрей Маркин и Саша Гуляченко стали возражать. Они говорили, что это очень опасно, поскольку охранники заметят наше отсутствие и не успокоятся до тех пор, пока нас не найдут и, соответственно, не накажут. Если нам и удастся отсидеться, то наши солдаты, застав нас в компании девушек, подумают, что мы дезертиры, отлично устроившиеся рядом с бабами, в то время как они сражались. Пришлось согласиться с доводами друзей и вернуться к колонне, захватив с собой кое-что из продуктов, немного табаку и поваренной соли. А все девушки остались в деревне, но их отсутствие прошло незаметно для сменившихся охранников.
Надо сказать, что охранники следили за своими подопечными не строго, поэтому уйти из колонны не составляло большого труда. Вместе с тем они совсем не заботились о том, чтобы обеспечить нас какой-либо едой.
На закате солнца колонна прибыла на окраину знакомого мне городка Гроссрёрсдорф. Нас завели на территорию какой-то фабрики и предоставили для ночевки длинное, с высоким потолком и совсем пустое кирпичное помещение, на бетонном полу которого лежала смятая солома. По-видимому, до нас здесь ночевали люди из другой колонны.