В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
Шрифт:
Мы прошли метров десять и снова остановились, так как телега сильно отстала от колонны. Минут через пять – семь, запыхавшись, приковылял Хёхт с винтовкой и доложил, что возчики убежали, а священника и его опекунши на телеге нет. Злости фельдфебеля не было предела, он едва не ударил Хёхта пистолетом. Все якобы началось с того, что священника, захотевшего сходить по большой нужде, сняли с телеги и отнесли в кусты, а потом беглецы вырвали у Хёхта винтовку и куда-то ее забросили. Наконец подобрали новых возчиков, погрузили коляску со священником на телегу, посадили его опекуншу и двинулись в путь по главной улице деревни. Но сразу после выхода из нее фельдфебель объявил перерыв, заявив, что охрана будет пить кофе, а для пленных повара
Обед опять имел для охраны неприятное последствие: сбежали двое пленных – Василий Куликов и Василий Музыков. Их отсутствие обнаружилось лишь при построении пленных в колонну. Итак, убежали уже 14 человек! И каждый побег причинял мне острую душевную боль, поскольку у меня все еще не было никакой возможности сделать то же самое. Дальше мы двигались по шоссе, в основном по ровной и открытой местности; лишь по обочинам дороги стояли раскидистые плодовые деревья. Поэтому совершить удачный побег оказалось практически невозможно.
Миновав несколько деревень, мы остановились на ужин. Начало темнеть, и стало прохладно. Я надел свою французскую шинель. Когда фельдфебель с Эрикой ушли ужинать на кухню хозяев и Нииндорф удалился вслед за ними, ко мне подошел Уткин, сообщивший, что намерен сейчас убежать вместе с Мингалиевым. Чтобы присоединиться к ним, я должен пойти в уборную за сараем. Однако охранявший меня Рахель решительно отказался отпустить меня, сказав, что я должен пока потерпеть и дождаться прихода фельдфебеля и Вилли. А если я все же пойду, то он будет вынужден стрелять. Пожелав Уткину на родном чувашском языке счастливого пути, я попросил его, если он вернется домой, а мне это не удастся, то пусть приедет к моей матери и расскажет ей обо мне.
Уже стало совсем темно. Нас снова построили в колонну и, посчитав, установили, что в ней нет Уткина и Мингалиева. Значит, они убежали. Мы двинулись дальше. Дорога пошла через лес. Здесь Вилли придержал меня за локоть рядом с собой. И так мы шагали, наверное, более часа. Фельдфебель зачем-то ушел назад к повозке, и только Нииндорф фактически остался моим личным охранником. Наступил момент, когда терпение мое иссякло. И тогда, натянув фуражку как можно глубже, чтобы она не слетела, я изо всех сил бросился в сторону от шоссе, перескочил кювет и через густой кустарник нырнул в темную чащу леса. Я преодолел эту преграду, исцарапав лицо, пробежал между деревьями и неожиданно свалился в глубокую рытвину. Ожидая, что вот-вот надо мной засвистят пули, прогремят выстрелы из автомата, я старался как можно плотнее прижаться к дну. Но кажется, обошлось без выстрелов. Наверное, Нииндорф понимал, что практически без прицеливания стрелять бесполезно.
Пролежал я долго, так как не знал, куда мне двигаться ночью. Вдруг я услышал далеко впереди, что там творится что-то необычное – раздавались громкие крики, возгласы на русском языке, одиночные выстрелы. Впоследствии я узнал, что колонну встретили и освободили наши солдаты. Таким образом, если бы я не убежал, то мог уже через полчаса стать полностью свободным. Но не исключено и самое худшее: узнав, что я выполнял функции переводчика и старшего рабочей команды, меня, как «прислужника немцев», сами освободители могли сразу же расстрелять, ведь в такой момент некогда было разбираться, как на суде, кто из пленных свой, а кто – преступник.
…Когда появились первые признаки наступающего рассвета, я наконец встал и решил двигаться к шоссе. Сквозь темноту увидел в метрах трехстах контуры домов и построек небольшой деревни. Я подошел к невысокому каменному забору, перелез через него и оказался во дворе около помещения с острой черепичной
Через какое-то время меня разбудило кудахтанье кур, собиравшихся нести яйца. Я прислушался и установил, что во дворе и даже в доме никого нет. Мне очень хотелось есть и пить. И тут я сообразил, что куриные яйца – прекрасная пища и одновременно средство утоления жажды. Я спустился на первый ярус и нашел там два гнезда, в каждом из которых лежало по яйцу. Разбив оба яйца, я выпил их содержимое.
Заморив таким образом червячка, снова взобрался наверх и начал улучшать свое лежбище, перекладывая снопы. По неосторожности уронил несколько шестов и досок, на которых держались снопы, и они упали на первый ярус. Пришлось не менее часа приводить все в порядок. А когда эта работа завершилась, возникла более серьезная неприятность: на улице послышался шум от большого количества движущейся техники. Осторожно выглянул в окошко, я увидел, что в деревню вступило крупное соединение войск СС. Эсэсовцы заглядывали во дворы и дома, и я очень опасался, что они обнаружат меня. Пока это продолжалось, над деревней раза два пролетали наши самолеты – штурмовики, бомбившие вражеские колонны. Осколки от бомб и пули сыпались также на крышу моего убежища, разбивая черепицу и падая в солому. Вечером, когда все стихло, я услышал скрип открывающихся ворот. Посмотрев в щель, увидел, что во двор въезжает запряженная двумя лошадьми длинная фура, нагруженная разным скарбом. Лошадьми управлял пожилой немец, за ним шли, подгоняя коров, две женщины – пожилая и молодая. Оказалось, это прибыли хозяева. Обе женщины сразу загнали коров в хлев и пришли на помощь к хозяину. Тот развернул лошадей, открыт настежь ворота помещения, где я прятался, и затолкал в него фуру. Затем распряг лошадей и увел их в конюшню. Хозяйки начали разгружать фуру, снимая с нее постели, баки, бидоны, посуду, продукты питания.
Работая, хозяева переговаривались между собой, а я внимательно их слушал. Молодая немка спросила у старика, вероятно свекра: «А кто же вывесил на башне ратуши в Каменце белый флаг?» А пожилая хозяйка подтвердила, что их сосед сам видел этот флаг. «Значит, война закончилась, – продолжала хозяйка. – Теперь, по крайней мере, не надо сдавать государству молоко! И не надо больше укрываться в лесу».
Затем я услышал, что вчера колонна советских военнопленных была по ошибке атакована советскими самолетами. Несколько пленных погибли, а остальные разбежались и где-то скрываются. Это сообщение дало мне возможность при необходимости заявить, что я один из тех пленных, которые спаслись при налете авиации.
Итак, я решил выйти к хозяевам и признаться, что укрывался у них. Я спустился по лестнице и громко произнес по-немецки: «Добрый вечер! Меня зовут Юрий, я убежавший русский военнопленный. Прятался у вас весь день, съел яйца от ваших кур».
Мое внезапное появление повергло хозяев в шок, но они быстро опомнились и сказали, что будут рады помочь мне. Затем я спросил, действительно ли Каменц теперь в руках русских. Получил ответ, что вполне возможно. Тогда я попросил показать, как туда добраться. Однако хозяева отсоветовали мне идти, поскольку уже стемнело и я мог заблудиться. Да и к кому в городе можно ночью обратиться?
И я остался у хозяев. Хозяин ушел к лошадям, старшая хозяйка начала доить коров и готовить ужин, а молодая предложила мне умыться. Она разогрела воду, набрала ее в таз, вынесла во двор и помыла мне спину и голову. Оказалось, что ее муж погиб на фронте и она осталась бездетной вдовой, живет в доме родителей мужа.
После ужина меня отвели ночевать в подвал того же самого помещения, в котором я скрывался днем. Подвал был сухим, хорошо проветриваемым, и в нем имелась постель, рядом с которой стоял ночной горшок. Ночь для меня прошла благополучно.