В ночь с пятого на десятое
Шрифт:
...Вдруг от стены отделился дяденька в ярко-оранжевом стеганом пальто. Такие пальтушки надевают на детей и альпинистов, чтобы не потерялись. Дяденька был взрослый, лицо же такое, что сразу видно: ни на какую гору он не полезет, а, наоборот, сам кого хочешь туда загонит. Дяденька курил трубку в виде своей же собственной головы, но запах дыма был вовсе не табачный.
– Колесников Геннадий Илларионович?
– спросил дяденька.
– Да,- сказал я.- А откуда вы знаете?
– Я всех знаю,- устало сказал дяденька.
–
– спросил я.
– Я-то?
– сказал дяденька.- Я вообще какой-то странный: затеешься, бывало, подляну сотворить, ан все это ко благу и обернется... А вы небось очень хотите туда попасть?
Я кивнул.
– Небось думаете - хорошо бы обежать все инстанции за один день?
– Отгул взял,- сказал я.- Конечно, не худо бы.
– А вам действительно ОЧЕНЬ этого хочется?
– ОЧЕНЬ!
– сказал я.
Дяденька с грохотом выколотил трубку об ступеньки. Потом достал коробок хозяйственных спичек, стал обламывать им головки и этими головками снова набивать трубку.
– Хорошо,- наконец сказал он.- Даю вам слово, что вы ни секунды не потратите на ожидание, никаких справок с вас не спросят. Все нужные вам люди будут на месте. Все часы будут для вас приемными.
– Вы, наверное, руководитель Управы?
– обрадовался я и подумал: повезло, как в кино.
– Я-то? Нет, - засмеялся он.
– Мои масштабы покрупнее, хотя структура, в сущности, та же, да и задачи... Но время вы некоторым образом сэкономите, и, смею вас уверить, это будет весьма солидное время, весьма...
– Да уж,- сказал я, поглядев на верхние этажи.
– Еще раз - вам ОЧЕНЬ этого хочется?
– ОЧЕНЬ!
– вскричал я.
– Тогда говорите всем, что вы от Страмцова.
– И этого будет достаточно?
– Более чем. На бабушку не обращайте внимания. Она такая злая, потому что заведовала детским домом для детей врагов народа. Двое в форме - ее внуки. А вообще тут никакой охраны не положено. Итак, дерзайте. К сожалению, никак не могу быть вашим Вергилием в грядущем странствии - это было бы по меньшей мере смешно и даже бестактно. Да, кстати... В своем заявлении непременно укажите, что дело было В НОЧЬ С ПЯТОГО НА ДЕСЯТОЕ, иначе рассматривать не будут...
– Какое дело?
– Ваше дело. Да и любое дело. Ступайте, голубчик.
Дяденька похлопал меня по плечу горячей рукой и легонько подтолкнул к дверям. Очень хотелось посмотреть, как курят спичечные головки, но он отвернулся и быстро заковылял по ступеням.
На вахте продолжался картеж. Бабушка лупила по носам обоим внукам зараз - полуколодой каждому.
– Воротился, хрен моржовый!
– обрадовалась она мне.
– Я от Страмцова, - представился я. Все трое бросили карты и встали навытяжку.
– Сердечный ты мой!
– закричала бабушка.- Так ты от Страмцова и помалкиваешь! Дорогой ты мой человек! Не забыл, выходит, меня Страмцов! Помнит, поди-тко, как за порядком вместе доглядывали! Передай ему, что Гру-нюшка-дубачка тоже его помнит, и ждет, и за конфискованным крепко присматривает!
Я обещал передать и пошел по коридору.
Общий отдел
Пол в коридоре был какой-то странный. Приглядевшись, я с удивлением и негодованием увидел, что он составлен из могильных плит, искусно друг к другу подогнанных. "Прохожий, не топчи мой прах - я дома здесь, а ты в гостях",- значилось на одной. Я наклонился, чтобы как следует рассмотреть соседнюю эпитафию, и тут же получил хорошего пинка сзади. Оглянулся в гневе и увидел пожилую техничку, копию вахтерши Грунюшки. В руках у технички было пожарное ведро и багор с намотанной на крюк мокрой тряпкой.
– Ты чего на них уставился?
– спросила техничка.- Или ты мою работу проверять пришел? Тебе положено их топтать - ты и топчи, а глядеть на них нечего. Их уже не воротишь, а ты молоденький, вся жизнь впереди... Да иди, чего встал-то, расщеперился!
И она больно ткнула меня багром. Вы эту пожилую техничку тоже знаете. Она, старенькая, соображает, что стареньким за хамство ничего не будет, вот и старается, чтобы посетители не забывали, где находятся.
– А я от Страмцова, - пригрозил я в ответ.
Техничка попыталась поставить ведро на пол, но пожарное ведро ведь конусом, оно свалилось и залило мне ботинки грязной водой.
– Нашли!
– завыла техничка.- И здесь нашли, сволочи! Я ни в чем не виновата, заставили меня бумагу эту подписать. Сам Страмцов и заставил, герр оберст... А деточек я жалела, вам всякий скажет!
Она бухнулась в лужу на колени и поползла прочь по коридору, крестясь и божась.
Так страшно и громко выла кающаяся техничка, что мне захотелось куда-то укрыться. Увидел дверь с табличкой "Общий отдел" и юркнул туда.
В кабинете было страшно пусто - ни дорожки на полу, ни стола, ни стула, ни лозунга, ни портретика - только в углу примостился на корточках человек в волчьей дохе и белых бурках. Лицо его было покрыто резкими морщинами, тонкие губы как бы сучили невидимую нить. Голова человека украшалась прической полубокс. На нечистом полу перед ним были разложены карточки.
– Только быстро,- сказал он.- Сами видите - реорганизация идет, перестраиваемся. И не вдавайтесь в частности - здесь общий отдел, а не хухры-мухры.
Я в общих чертах изложил суть дела.
Человек в бурках поморщился.
– Да нам дела нет до того, как вас зовут, где вы живете и что вас беспокоит. Я же русским языком сказал - без подробностей. Отдельный, мол, гражданин... Вы ведь, надеюсь, не группу представляете?
– Только самого себя,- сказал я.
– Ну и короче.
– Короче - никакой жизни от них нет.
Человек в бурках злобно смешал карточки и поднялся.
– Вы куда пришли в таком состоянии? Здесь вам общий отдел, а не хухры-мухры!