В ногу!
Шрифт:
В нашем мире ничто не встречается так редко, как понимание людей.
Сам Христос, увидев торговцев в храме, в своей наивной юности разгневался и выгнал их вон, как мух [15] . История в отместку выставила его миротворцем, а спустя века храмы вновь держатся торговлей, и его слабый мальчишеский гнев забыт. Во Франции после великой революции и многоголосой болтовни о братстве потребовался лишь низкорослый и очень целеустремленный человек [16] с инстинктивным знанием барабанов, пушек и умением плести словеса, чтобы послать этих же болтунов вопить в чистом поле, ковылять через канавы и безудержно рваться прямо в объятия смерти. По желанию человека, отнюдь не верившего во всеобщее братство, те, у кого глаза наполнялись слезами при одном упоминании этого слова, умирали, сражаясь со своими же братьями.
15
Сам Христос, увидев торговцев
16
Во Франции после великой революции со потребовался лишь низкорослый и очень целеустремленный человек… — Имеется в виду Наполеон I (Наполеон Бонапарт; 1769–1821), французский император, известный в 1800-х гг. своими победоносными войнами в Центральной и Западной Европе; пришел к власти в 1804 г., спустя десять лет после окончания Великой французской революции (1789–1794). Отличался маленьким ростом (во время обучения в парижской военной школе носил прозвище Маленький капрал).
В сердцах людей тихо дремлет любовь к порядку. Как установить его в нашей странной путанице форм, демократий и монархий, мечтаний и мук — вот в чем тайна мироздания. То, что в художнике называется страстью к форме и за что он готов с легкостью смотреть в глаза смерти, живет во всех людях. Поняв это, Цезарь, Александр, Наполеон и наш собственный Грант [17] превратили в героев тупейшие ходячие бревна, и любой из тех, кто прошел с Шерманом до самого моря [18] , прожил остаток своей жизни с чем-то более сладким, мужественным и прекрасным в душе, чем то, что может внушить какой-нибудь реформатор, нудящий о братстве с ящика из-под мыла. Долгий марш, содранные глотки, жгучая пыль в носу, движение плечом к плечу, стремительное объединение общей, неоспоримой, инстинктивной страстью, вспыхивающей в оргазме битвы, когда забываются слова и остаются дела — будь то победоносные сражения или искоренение уродства, страстное слияние людей во имя достижения цели, — вот те признаки, по которым, если они когда-либо появятся на нашей земле, можно будет понять, что пришло время настоящих мужчин.
17
…Цезарь, Александр и наш собственный Грант… — Гай Юлий Цезарь (102 или 100— 44 до н. э.) — римский полководец и государственный деятель; Александр Македонский (356–323 до н. э.) — царь Македонии с 336 г., известный своими военными походами, в результате которых была создана крупнейшая мировая монархия древности; Улисс Симпсон Грант (1822–1885) — главнокомандующий войсками армии северян во время Гражданской войны 1861–1865 гг., блестящий тактик и стратег, человек незаурядного мужества и организаторских способностей.
18
…любой из тех, кто прошел с Шерманом до самого моря… — Уильям Шерман (1820–1891) — во время Гражданской войны 1861–1865 гг. генерал армии северян, своим победным маршем к Мексиканскому заливу (так называемый «марш к морю») в 1865 г. завершивший разгром армии конфедератов.
В 1893 году у мужчин, слонявшихся по улицам Чикаго в поисках работы, ни одного из этих признаков не было. Как и шахтерский поселок, из которого явился Мак-Грегор, город раскинулся перед ним расползшийся и безвольный — безвкусное, беспорядочное пристанище миллионов, выстроенное не для воспитания мужчин, а для того чтобы несколько торговцев мясом и мануфактурой наживали свое состояние.
Поводя могучими плечами, Мак-Грегор чувствовал это, хотя и не мог с точностью выразить свои чувства; его ненависть и презрение к людям, возникшие, когда он был подростком в шахтерском поселке, вспыхнули с новой силой при виде горожан, растерянных, испуганно бродивших по улицам собственного города.
Ничего не зная о положении города и о безработице, Мак-Грегор не стал ходить по улице в поисках надписей «Требуются рабочие». Он не сидел в парке, изучая объявления, которые часто служат лишь приманкой для доверчивых людей, чтобы отнять у них последнюю копейку. Длинными, размашистыми шагами Красавчик Мак-Грегор прокладывал себе путь прямо в фабричную контору. Когда кто-нибудь пытался его остановить, он только сжимал в кулак руку и, сверкая глазами, продолжал идти вперед. А кто хоть раз взглянул в его голубые глаза, тот уже не осмеливался стать на его пути.
И в первый же день, по прибытии в Чикаго, Мак-Грегор нашел работу по себе на фруктовом складе на северной стороне города. Это и было третье место, предложенное ему в течение первого дня; и он принял его. Досталось оно ему исключительно благодаря его силе. Двое старых и сутулых рабочих пытались приподнять бочонок с яблоками, чтобы вкатить его на довольно высокую платформу. Возчик, доставивший бочонки, стоял, упершись руками в бедра, и, глядя на их усилия, хохотал. Белобрысый немец [19] стоял на платформе и ругался на ломаном английском языке. Мак-Грегор остановился и стал смотреть, как двое людей напрягали все свои силы. В его глазах засветилось бесконечное презрение к их слабости. Оттолкнув их в сторону, он могучим напряжением мускулов приподнял бочонок, подбросил его на платформу и одним толчком вкатил в открытую дверь склада.
19
…нашел работу по себе на фруктовом складе, Белобрысый немец… — 21 декабря 1916 г. Андерсон писал Мариэтте Финли из Чикаго: «Вчера вечером было холодно, шел снег, и я решил пройтись. Я забрел в тот район, где почти двадцать лет назад работал на складе. Уф! Меня пробирает дрожь, когда я думаю о том, сколько я там натерпелся. Начальником надо мной был немец. Заведующий понимал, что я только мальчишка и не могу выполнять тяжелой работы. (Здесь Андерсон несколько искажает действительность: ко времени его поступления на склад в 1896 г. ему уже исполнилось 20 лет. — Е. С.). Он давал мне разные легкие поручения, но когда его не было, немец нагружал меня вовсю.
Я не смел жаловаться. Это были трудные времена, и я не представлял, куда еще мог бы податься. Немец посылал меня на берег озера (Мичиган. — Е. С.), где закладывался фундамент нового складского здания. Там был страшный холод, и ветер обдавал нас ледяными брызгами. Для меня это превращалось в борьбу не на жизнь, а на смерть. Каждый вечер я с гордостью думал о том, что холод меня не сломил» (Letters to Bab: Sherwood Anderson to Marietta D. Finley, 1916–1933 / Edited by William A. Sutton. Urbana: University of Illinois Press, 1985. P. 34). О работе Андерсона на складе в Чикаго см. также примеч. 10 на с. 439–440.
Оба рабочих стояли, глупо ухмыляясь. А на противоположной стороне улицы, где находилось пожарное депо, раздались аплодисменты. Возчик повернулся и приготовился скатить с грузовика еще один бочонок. Во втором этаже фруктового склада открылось окошко, и там показалась седая голова. Резким голосом старик крикнул белобрысому немцу:
— Эй, Фрэнк, наймите-ка этого парня и пошлите ко всем чертям шестерых других!
Мак-Грегор вспрыгнул на платформу и направился в открытую дверь склада. Немец последовал за ним, разглядывая огромную фигуру рыжеволосого гиганта и несколько неодобрительно покачивая головой. Он, казалось, хотел сказать: «Люблю я сильных людей, но ты, брат, уж слишком силен». Словно конфуз, выпавший на долю двух слабых рабочих, отразился на нем самом. Те двое стояли, поглядывая друг на друга. Можно было подумать, они готовятся к драке.
Сверху медленно спустилась подъемная машина, и из нее выскочил маленький седой человек. У него были шмыгающие острые глаза и короткая, жесткая седая бородка. Только он успел выпрыгнуть из лифта, как сейчас же заговорил:
— Мы платим два доллара за девять часов работы [20] : начинаем в семь, кончаем в пять, — хотите работать?
И, не дожидаясь ответа, обратился к белобрысому немцу:
— Прикажите этим двум слюнтяям получить, что им следует, и убираться.
20
…два доллара за девять часов работы… — Ср.: «Я нанялся на склад, где весь день катал и поднимал тяжелые бочки и ящики, работая по десять часов в сутки и получая за это два доллара» (Sherwood Anderson's Memoirs. Р. 157).
Только тогда он повернулся к Мак-Грегору, ожидая его ответа.
Маленький седой человек понравился Мак-Грегору главным образом своим решительным тоном. Он кивнул головой в знак согласия и, глядя на немца, рассмеялся. Маленький седой человек исчез, а Мак-Грегор вышел на улицу. Дойдя до угла, он обернулся и увидел, что немец стоит на платформе и глядит ему вслед.
«Он, наверное, размышляет о том, сумеет ли справиться со мной», — смеясь, подумал Мак-Грегор.
Мак-Грегор проработал на этом складе три года и уже на втором году службы стал старшим, заменив, таким образом, рослого немца. Последний знал, что раньше или позже у него начнутся трения с Мак-Грегором, и решил поскорее отделаться от него. Он был оскорблен тем, что главный заведующий лично нанял человека, тогда как эта прерогатива принадлежала всецело ему. Изо дня в день следил он за Мак-Грегором, пытаясь оценить силу и мужество этого гиганта. Он знал, что тысячи голодных людей бродят по улицам без работы и, в конце концов, решил, что нужда заставит Мак-Грегора подчиниться и сделает его агнцем. К концу второй недели он решил произвести опыт. Выследив Мак-Грегора, стоявшего в полутемном проходе между бочонками, он крикнул ему:
— Ты чего там околачиваешься без дела, рыжий ублюдок?
Мак-Грегор ничего не ответил. Грубый окрик нисколько не оскорбил его. Он принял слова немца как долгожданный вызов. С кривой усмешкой на устах он направился к нему и, когда их разделял лишь бочонок с яблоками, протянул руку, схватил за грудь немца, изрыгавшего бешеные проклятия, и потащил его к окну на другом конце склада. Там он остановился и, сжав горло немца, принялся медленно душить его. Удары и пинки посыпались на Мак-Грегора; в ушах у него зазвенело от молотоподобных ударов немца, но он спокойно продолжал сжимать пальцы. Его голубые глаза загорелись ненавистью; при слабом свете, проникавшем через окно, было видно, как вздулись мускулы на его страшных руках. Глядя на выпученные глаза полузадушенного, извивающегося немца, он вдруг вспомнил пастора Уикса из Угольной Бухты и еще сильнее сдавил горло своей жертвы. Когда немец перестал наконец сопротивляться, показывая, что сдается, Мак-Грегор отступил и выпустил его; немец тотчас же свалился на пол. Стоя над ним, Мак-Грегор сказал: