В объятиях Кали
Шрифт:
Лу испугался странной власти изваяния. Сначала он не стал разубеждать жителей деревни, веривших, что он дорог их самодеятельной Богине, потому что боялся наказания за убийство их четырех односельчан. А потом, когда пошел второй месяц его пребывания в деревне, свершилось Четвертое чудо Кали, заставившее его бояться не только за свою жизнь.
Останки первых четырех жертв давно уже превратились в прах и были захоронены, когда Богиня вновь возжаждала крови.
— Она требует новых жертв, — объявил Старейшина, но Лу отказался стать орудием бессмысленного убийства для ублажения куска глины.
— Она все равно заставит тебя убивать ради Нее, — предсказал Старейшина.
— Никто не может заставить Мастера Синанджу поднять руку против его воли, — гордо заявил Лу и пошел к тому месту в центре деревни, где стояла статуя.
— У тебя нет власти надо мной, — сказал он изваянию, вложив в эти слова весь пыл души.
Но этого оказалось недостаточно. Статуя вновь стала источать женский аромат, вскруживший голову Лу, и слепая, неподвластная ему похоть охватила Мастера.
— Он готов снова убивать, — сказал Старейшина. Жители возбужденно зашумели.
— Кого он изберет в жертву?
— Он никого не изберет, — ответил Старейшина. — Это сделает Кали.
— Каким образом?
— Мы узнаем. Она подаст нам знак, — сказал Старейшина.
И Богиня действительно подала знак — это и было Четвертым чудом. На лбу Старейшины появилась бледно-синяя точка. Жители деревни взирали на чудо с изумлением, а точка, между тем, темнела.
— Она выбрала Старейшину, — закричали люди.
— Нет! — Лу изо всей силы старался освободиться от страшной силы, которая овладевала им, и пытался отойти от статуи. — Я не буду ... убивать.
Но старейшина понимал, что Богиня, которую создали он и его народ, удовлетворит только его смерть, и потому, обнажив шею, склонил голову пред Мастером Лу.
Лу издал мучительный крик, но даже высокоразвитое чувство справедливости Синанджу не смогло противиться гневу Богини, и тот, вскипев в нем направил его могущественные руки. Вытащив опять желтый платок, он обернул его вокруг шеи старика и сильно затянул. Мгновение — и Старейшина лежал, поверженный, у подножья статуи.
Лу рухнул рядом, вопль поражения вырвался из глубины его отныне порочной души.
А статуя усмехнулась снова...
— Ладно, Чиун, — с отвращением произнес Римо. — Статуя? Улыбнулась? Не морочь мне голову.
— Некоторые вещи становятся реальностью прежде, чем обретут форму, — сказал Чиун.
— Вот, смотри. Я покажу тебе. — Он приподнял деревянный стул, стоящий у письменного стола. — Ты не будешь отрицать, что это стул, правильно?
— Согласен. Стул, — признал Римо. Склонившись над столом, Чиун набросал на листе бумаги рисунок того же самого деревянного стула.
— И это тоже стул?
— Да. Полагаю, что так, — осторожно согласился Римо.
Чиун спрятал руки в рукава кимоно.
— А вот здесь ты, Римо, ошибаешься. Ни эта деревяшка, ни лист бумаги, разрисованный чернилами, — не есть стул. Они играют его роль только потому, что тебе так удобно.
— Гм.
— Настоящий стул находится в твоем сознании, сынок. Хотя и он уже вторичен. Первый оригинальный стул — это идея в сознании кого-то, давно забытого. Но реальна именно идея. Материальное воплощение — только ее дом.
— Для меня все это несколько сложно, — сказал Римо. — Философствовать — не мое предназначение. Мое предназначение — убивать людей.
— Нет. Твое предназначение — быть великим наемным убийцей. Но ты в своем упрямстве низводишь свое мастерство до примитивного “убивать людей”. Именно до этого скатился Мастер Лу, став заурядным убийцей у подножья статуи Кали. Он не был больше Мастером, он стал убивать людей, оказавшись во власти настоящей Богини — силы, воплотившейся в куске глины. Но сила-то была и прежде воплощения.
— Зачем ты говоришь мне все это? — спросил Римо. Лицо Чиуна выражало сильное душевное волнение.
— Я хочу, чтобы ты во всем разобрался, Римо. Не сомневаюсь, что ты встретился с той же силой, что и Мастер Лу.
— Посещение Цейлона до Рождества не вписывается в мои планы, — сказал Римо. Чиун вздохнул.
— Если ты ощущаешь присутствие Кали здесь, значит Она не на Цейлоне, — терпеливо объяснил старик.
— Кто тебе сказал, что я ощущаю чье-то присутствие? Меня преследует запах. В этом нет ничего сверхъестественного. Может, мне надо всего лишь сменить дезодорант.
— Помолчи и дай мне рассказать историю до конца.
— Хорошо, только я никак не уразумею, какое отношение это все имеет ко мне.
— Со временем поймешь. Позже. А теперь выслушай меня.
— Лу совершал убийства одно за другим для Богини, и с каждой новой смертью его силы и мастерство таяли. Каждый раз, когда тела с синей меткой на лбу замирали у его ног. Лу падал с рыданиями на землю, и ему казалось, что он совокупляется с изваянием, даря ей свое семя. На следующее утро после очередного убийства, у Богини отрастала новая рука, а Лу уводили отдохнуть на ложе из цветов. Там он спал несколько дней кряду — так много сил затрачивал он на эти ритуальные убийства. Теперь он принадлежал Кали, и мастерство Синанджу, в котором Лу совершенствовался всю жизнь, служило теперь только желаниям его любовницы.
Спустя два года, почти все население Батасгаты было принесено в жертву Богини, а сам Лу, состарившись прежде времени, стал слабым, больным человеком.
Среди людей, наблюдавших его постепенное угасание, была одна девушка, служительница Кали. Молодая и красивая, она всем сердцем принадлежала Богине, но ее удручал несчастный вид некогда цветущего мужчины, от которого теперь остались только кожа да кости и который проводил время в постели, поднимаясь только для того, чтобы совершить очередное убийство. Остальные жители деревни боялись Мастера Лу и заходили к нему только по праздникам, но эта девушка осмелилась войти в его убранную цветами хижину из соломы и стала ухаживать за ним, пытаясь вернуть ему здоровье.