В объятиях Кали
Шрифт:
Бен Cap Дин отвел О.Х. Бейнса в сторону.
— Вы привели семью в ашрам? А почему не в свою церковь?
— Да, — ответил Бейнс. — Заглянув в свое сердце, я понял, что хочу примкнуть к чему-то значительному и духовно благодатному. Хочу принадлежать Кали.
— Но они же маньяки-убийцы, — зашептал Бен Сар Дин громче, чем надо. — А это все же ваши родные.
— Они убьют нас, папа. Они убьют нас. Мне здесь не нравится. Я хочу в нашу церковь, — плакала девочка.
— Никто не собирается нас убивать, — успокаивала ее миссис Бейнс. — Папа не позволит.
— А вот он сказал, что собираются, — плакала девочка, показывая пальцем на шарообразную фигуру в белом шелковом костюме. Бен Cap Дин покраснел.
— Папочка говорит, что это благодатная вера — нужно попробовать, — сказала миссис Бейнс и, повернувшись к Бен Cap Дину, поинтересовалась, предлагают ли здесь программу йоги, существуют ли дискуссионные группы, обучают ли пению и приезжают ли по приглашению проповедники со стороны.
Бен Сар Дин, не зная, что сказать, потерянно кивнул.
— Вот видите? — торжествующе заявила миссис Бейнс детям. — Совсем как в нашей церкви дома.
То, что в ашраме не упоминали про Иисуса и спасение, не беспокоило миссис Бейнс. У них в церкви об этом тоже давно речи не было. Обычно к ним приезжал какой-нибудь революционный деятель, ругал Америку, а потом заваливался к кому-нибудь домой, и если там он не развивал далее основные положения своей речи и не призывал разрушить Америку, то к соседям его не звали. Все это мало интересовало миссис Бейнс, ведь она никогда не слушала проповеди. В церковь ходишь, чтобы встречаться с людьми своего круга. Люди, которые заполняли ашрам, не были похожи на тех, с кем она обычно общалась, но, видно, муж знал лучше: разве позволил бы он ей и детям исповедовать религию, которая не пользуется отменной репутацией в лучших кругах.
Она слышала, как вокруг нее все говорили про какого-то мужчину, который придет к богине Кали и обещает стать ее возлюбленным. Совсем как в их церкви: там тоже раньше твердили про Второе пришествие, пока не ударились в революцию.
Особенно ей нравилось, что в новой церкви к Богу обращаются в женском роде.
О.Х. Бейнс преклонил колена вместе с семьей в последних рядах молящихся. Глядя на других, они тоже взмахивали руками и воплями призывали убивать из любви к Кали.
— Убивайте из любви к убийству, — пели люди в ашраме, склонившись перед многорукой статуей.
О.Х, подтолкнул сына, который упорно молчал — как воды в рот набрал.
— Мне не нравится так вопить, — признался мальчик.
— Дома ты вопишь предостаточно, — прошептал О.Х.
— Это другое.
— Можешь и здесь поорать, — сказал Бейнс.
— Слов не знаю.
— Хоть губами шевели, — посоветовал Бейнс.
— А кого они хотят убивать?
— Плохих людей. Кричи.
Сам О.Х. Бейнс размечтался, слушая, как повторяются песнопения — убивай ради самого убийства, убивай ради любви к Кали. Открывались новые возможности, которая давала неизвестная ему дотоле сила. Стоя у дверей ашрама, он чувствовал себя так, будто открыл атомную энергию. Но тут он видел одну проблему. Если община будет расти, будет возрастать и потребность в жертвах — авиапассажирах. Но массовые убийства покончат не только с пассажирами, но и с путешествиями.
Прервутся связи, заглохнет торговля. Профессора не смогут ездить, студенты тоже не захотят. Цивилизация откатится назад — к каменному веку.
Каменный век.
Бейнс немного задумался, а тем временем пение становилось все громче; казалось, неподалеку гремит гром. Каменный век, — думал он. — Все пойдет прахом. Может такое случиться? А почему нет?
Он знал, что делать. Нужно купить поскорей хорошую пещеру. На какое-то время успокоившись, он набрал в легкие побольше воздуха и заорал: “Убивай из любви к Кали”. На этот раз к нему присоединились и дети.
Вдруг все резко замолчали. Глаза присутствующих устремились на дверь в глубине ашрама, откуда быстро шел молодой человек, глаза его возбужденно блестели.
— Она позаботилась, — выкрикнул он. — Она позаботилась. — В руке он держал большую пачку авиабилетов. — Я нашел их на улице, у ашрама, — сказал он. — Она позаботилась.
Посвященные дружно закивали. Кто-то пробормотал:
“Она всегда заботится. Мы любим Кали”.
Спустя минуту Бен Cap Дин, покинув свою молельню-кабинет, вбежал в ашрам, бросил кипу желтых платков на руки ученикам и тут же снова исчез. Пол ашрама задрожал, когда за ним захлопнулась тяжелая, обитая железом дверь.
Глава десятая
Холли Роден закончила пятисотую гвоздику для бумажной гирлянды, которую она накинула на шею богини.
— О, Кали, — мурлыкала она. — Ты стала еще прекраснее. Когда он увидит тебя, то не устоит перед твоей красотой.
Напевая, она украшала статую, словно майское дерево. Должно быть, один цветок выпал из гирлянды прямо ей под ноги, потому что Холли поскользнулась и с грохотом повалилась на пол лицом вниз.
— Вот ведь неуклюжая, — рассмеялась она, потирая ушибленное колено.
Но только она приступила к изготовлению пятьсот первого цветка, как снова свалилась и на этот раз чуть не упала с подножья статуи. Пытаясь подняться, она рухнула опять и, покатившись, сорвалась-таки с платформы, с шумом ударившись об пол.
— Что за грохот! — завопил Бен Сар Дин, ковыляя из кабинета в ашрам.
По пути он наткнулся на компьютер, доставленный сегодня утром для О.Х. Бейнса.
— Сначала этот сумасшедший американец устраивает в моем кабинете два аппарата прямой телефонной связи, а теперь еще вот это, — рявкнул Бен Сар Дин, пиная компьютер ногой. — Чего ему от меня надо? Жизнь моя стала совсем собачья.
Холли опять не удержалась на ногах, на этот раз падение произошло около стульев, на которых обычно сидели посвященные.
— Что с тобой, неуклюжее дитя? В моей стране женщина, даже опускаясь на колени, чтобы поцеловать ступни мужа, делает это бесшумно. У меня и так хлопот хватает с этим разбойником Бейнсом, узурпировавшим мое святилище. А ты — бум, бум... И так все время. Даже в Калькутте не так шумно.
— Тысячи извинении, Святой, которому покровительствует Кали, — сказала Холли. — Не могу понять, что со мной происходит... — не договорив, она вновь поскользнулась, стукнувшись головой о столик с благовониями. — Вот оно что! — вдруг выкрикнула она, садясь на стул. — Теперь мне ясно, почему я все время падаю.