В объятиях смерти
Шрифт:
— Как это проявилось? Он стал буйным?
— У него началась истерика, — ответил доктор Мастерсон.
— Что его «отец» говорил ему?
— Он нападал на него с обычными резкими замечаниями, ругал его, говорил, что он ничего не стоит как человек. Эл был сверхчувствителен к критике, доктор Скарпетта. Отчасти именно это лежало в основе той путаницы, которая царила у него в голове. Он считал, что хорошо чувствует других, тогда как на самом деле он был весь погружен в свои собственные переживания.
— К нему был прикреплен социальный сотрудник? — спросила я, продолжая перелистывать страницы и не находя никаких записей, сделанных
— Конечно.
— И кто это был? — казалось, в истории болезни не хватало страниц.
— Психотерапевт, о котором я только что упоминал, — ответил он вежливо.
— Психотерапевт, который проводил психотренинг?
Он кивнул.
— Он все еще работает в этой больнице?
— Нет, — ответил доктор Мастерсон, — Джима больше нет с нами...
— Джима? — прервала я.
Он принялся выбивать трубку.
— Как его фамилия, и где он теперь? — спросила я.
— С сожалением должен сообщить, что Джим Барнз погиб в автомобильной катастрофе много лет назад.
— Сколько именно лет назад?
Доктор Мастерсон начал снова протирать свои очки.
— Полагаю, лет восемь — девять, — сказал он.
— Как и где это произошло?
— Я не помню подробности.
— Как трагично, — сказала я так, как будто эта тема меня больше не интересовала.
— Должен ли я предположить, что вы считаете Эла Ханта подозреваемым по вашему делу?
— По нашим двум делам, двум убийствам, — сказала я.
— Очень хорошо, по двум.
— Видите ли, доктор Мастерсон, кого-то в чем-то подозревать — совершенно не мое дело. Это работа полиции. Я только собираю информацию об Эле Ханте с тем, чтобы убедиться, что история его болезни предполагает наличие суицидальных наклонностей.
— По этому поводу есть какая-то неопределенность, доктор Скарпетта? Он ведь повесился, не так ли? Могло ли это быть чем-то другим, кроме самоубийства?
— Он был странно одет. Рубашка и трусы, — ответила я довольно сухо. — Такие вещи обычно порождают слухи.
— Вы предполагаете асфиксию при самоудовлетворении? — Он удивленно поднял брови. — Случайная смерть, которая произошла, когда он мастурбировал?
— Я изо всех сил стараюсь избегать этого вопроса, кто бы его ни задавал.
— Понимаю. Из осторожности. На случай, если его семья может оспорить то, что вы напишете в свидетельстве о смерти.
— На любой случай, — сказала я.
— Вы на самом деле сомневаетесь в том, что это самоубийство? — Он нахмурился.
— Нет, — ответила я. — Я думаю, он сам распорядился своей жизнью. Я думаю, он спустился в подвал, имея конкретную цель, и снял брюки, когда вытаскивал ремень, который использовал, чтобы повеситься.
— Понятно. И, возможно, я могу прояснить вам еще один вопрос, доктор Скарпетта. Эл никогда не проявлял склонностей к буйству. Насколько мне известно, единственный индивидуум, которому он когда-либо причинял вред, это он сам.
Пожалуй, я верила ему. Но я также не сомневалась в том, что он многого мне не говорит, что провалы в его памяти и неопределенность ответов — явно умышленные. Джим Барнз, думала я. Джим Джим.
—Как долго Эл находился здесь? — Я переменила тему.
— Четыре месяца, по-моему.
— Он провел какое-то время в вашем отделении судебно-медицинской экспертизы?
— В больнице нет такого отделения. У нас есть палата, называемая Бэкхоллом,
— Эл был когда-нибудь в этой палате? — снова спросила я.
— В этом никогда не возникало необходимости.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказала я, вставая. — Было бы совсем замечательно, если бы вы выслали мне фотокопию этой истории болезни.
— С превеликим удовольствием. — Мастерсон снова улыбнулся широкой улыбкой, но не глядя на меня. — Звоните без колебаний, если я смогу чем-нибудь быть вам полезен.
Я шла по длинному пустому коридору к вестибюлю и думала — правильно ли я поступила, не спросив у доктора Мастерсона о Френки. Мой инстинкт подсказывал мне даже не упоминать в беседе его имя. Бэкхолл. Для психопатов и больных белой горячкой. Эл Хант упоминал о своих разговорах с пациентами из судебного отделения. Что это, плод его воображения или просто путаница? В «Вальгалле» нет судебного отделения. Хотя, вполне мог быть некто, по имени Френки, запертый в Бэкхолле. Может быть, потом ему стало лучше, и его перевели в другую палату, как раз когда Эл находился в Бэкхолле? Может быть, Френки воображал, что убил свою мать, или, может быть, он хотел это сделать?
«Он до смерти забил поленом свою мать».Убийца до смерти забил Кери Харпера куском металлической трубки.
К тому времени, когда я добралась до своего кабинета, было темно, и охранники уже давно ушли.
Сидя за своим столом, я развернулась лицом к терминалу компьютера. Я набрала несколько команд, экран янтарно засветился, и спустя несколько мгновений передо мной было дело Джима Барнза. Девять лет назад, двадцать первого апреля, он попал в автомобильную аварию в округе Элбимал, причина смерти — «закрытые ранения головы». Содержание алкоголя в его крови оказалось 0.18 — почти в два раза выше допустимого предела, и он был заряжен нотриптилином и амитриптилином. У Джима Барнза были проблемы.
В отделе компьютерного анализа, дальше по коридору, на столе у задней стены, как Будда, восседало архаичное устройство для просмотра микрофильмов. Я никогда не отличалась особой сноровкой в обращении с аудиовизуальными пособиями. После нетерпеливого поиска в библиотеке микрофильмов, я нашла катушку, которую искала, и каким-то чудом умудрилась правильно вставить ее в аппарат. Погасив свет, я уставилась на бесконечный поток расплывчатого черно-белого шрифта, поплывшего по экрану. Когда я наконец нашла нужное дело, мои глаза начали болеть. Пленка тихо заскрипела, когда я, покрутив ручку, расположила в центре экрана написанный от руки полицейский отчет. Приблизительно в десять сорок пять автомобиль Барнза, «БМВ» 1973 года, на высокой скорости ехал на восток по шоссе 1-64. Когда его правое колесо съехало с дорожного покрытия, он слишком сильно вывернул руль влево. Автомобиль врезался в разграничительный бордюр и оторвался от земли. Прокрутив пленку дальше, я нашла отчет медицинского эксперта. В разделе комментариев доктор Браун написал, что в тот день покойный был уволен из больницы «Вальгалла», где работал в качестве социального сотрудника. Когда он в тот день уехал из «Вальгаллы» приблизительно в пять часов вечера, было замечено, что он чрезвычайно возбужден и рассержен. К моменту смерти Барнзу исполнился тридцать один год, и он был неженат.