В Объятиях Соблазна
Шрифт:
Друг выпрямился и уверенно произнес:
— Ты верно мыслишь, Марко. Давай-ка вот что сделаем. Разделим людей на несколько групп. Пусть снова потрясут всех местных — шлюх, нищих, портовых крыс. Может, кто чего видел или слышал. Расширим круг поисков, возьмем другие районы. Поднимем на уши всю Венецию, но найдем синьорину Элизабет!
Я медленно кивнул, в голове уже начал выстраиваться план.
— Дельная мысль. Возьми это на себя, Лучано. А я тем временем наведаюсь к нашим людям в других кварталах. Предупрежу, пусть будут начеку. Глядишь,
Друг согласно качнул головой и, резко развернувшись, зашагал к выходу со склада. Через пару минут его громкий голос уже гремел, раздавая указания.
А я поспешил прочь, навстречу новой надежде. Тоненькой, призрачной — но все же надежде. Другого выбора у меня просто не было. Сдаться, опустить руки — значит предать Элизабет. Нет уж, я буду бороться за нее до последнего вздоха. Любой ценой верну ее и никогда больше не отпущу…
Глава 24
Элизабет
Время тянулось мучительно медленно. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Кристиан покинул мою темницу, оставив меня наедине со страхом и отчаянием. Я металась по тесной каморке, словно загнанный зверь. То садилась на жесткую койку, обхватив колени руками, то вскакивала и принималась мерить шагами крошечное пространство.
В голове без конца прокручивались жуткие картины. Что задумал этот безумец? На какие муки обрек несчастную Ханну? Сколько еще продлится этот кошмар? Мысли путались, разум затуманивала боль. В какой-то момент я поймала себя на том, что тихонько скулю, раскачиваясь взад-вперед. Проклятье, надо взять себя в руки! Нельзя раскисать, нельзя сдаваться. Или я уже не Элизабет Эштон?
Упрямо тряхнув головой, я заставила себя подняться. Глубоко вдохнула затхлый воздух, насыщенный вонью пота, крови и плесени. Прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Так, вспомни, Элизабет. Вспомни все, чему учил отец. Ты ведь не какая-нибудь кисейная барышня. Не беспомощная размазня. В твоих жилах течет кровь Эштонов — бесстрашных, неукротимых, не привыкших пасовать перед трудностями.
Решительно поднявшись, я принялась обшаривать каморку. Должно же здесь быть хоть что-то полезное! Я простукивала стены, ощупывала пол и потолок, разбирала жалкую утварь. Увы, тщетно. Крепкий камень не поддавался, оковы не желали открываться. Из мебели — лишь колченогий стол да такой же шаткий стул. Разве что треснутый кувшин, да пара покрытых плесенью корок на покосившейся полке.
Обессиленно привалившись к стене, я сползла на пол. Слезы отчаяния и бессилия хлынули из глаз. Всхлипывая, спрятала лицо в ладонях. Тело сотрясала крупная дрожь, дыхание вырывалось со свистом. Перед мысленным взором вновь замелькали страшные образы. Искаженное мукой лицо Ханны, кровавые пятна на полу, безумный блеск в глазах Кристиана…
О боже, почему все так? За что мне эти страдания? Сердце разрывалось от боли и страха. Отчаянно хотелось кричать, звать на помощь.
Стоп. А ведь точно — Марко! При мысли о нем внутри будто огонек зажегся. Слабый, робкий, готовый угаснуть от малейшего дуновения — но свет! Марко… Он ведь наверняка уже ищет меня. Не мог не хватиться, не забить тревогу. Бьется, небось, аки лев в клетке. Места себе не находит.
Глупое, нелепое сердце екнуло в груди. Защемило нежностью вперемешку с тоской. Марко, Альвизе… Дьявол с янтарным взглядом, взявший меня в полон. Насмешливый, дерзкий, непредсказуемый. Несносный, бесцеремонный, самоуверенный хам. Но как сладко было таять в его объятиях! Как горячо отзывалась душа на грубоватую нежность…
Тряхнув головой, я со стоном поднялась. Что за чушь лезет в голову? Вот уж кто точно не герой-спаситель, так это Марко! Эгоистичный, ветреный ловелас, думающий лишь о себе. Циничный интриган, завлекший в свои сети наивных дурочек.
Решительно смахнув слезы, я выпрямилась. Расправила плечи, вздернула подбородок. Все, Элизабет, хватит рыданий. В конце концов, ты и сама с усами. Не пасовала в передрягах и похлеще. А значит — справишься. Выстоишь, выдержишь, найдешь лазейку. Но плакаться и ждать у моря погоды — увольте. Полагаться ты можешь только на себя.
Однако, как бы я ни старалась подбодрить себя, усталость и пережитой ужас давали о себе знать. Ноги подкашивались, голова шла кругом. Последние силы стремительно покидали меня, сменяясь апатией и безразличием.
Добравшись до жесткой койки, я без сил рухнула на нее. Тело будто налилось свинцом, глаза слипались. Страх, боль, отчаяние — все сейчас казалось далеким, почти нереальным. Оставалось лишь одно желание — забыться, провалиться в спасительную темноту, хоть ненадолго сбежать от кошмара наяву.
Свернувшись клубочком, я обхватила себя руками. Веки неумолимо тяжелели, мысли путались. Как бы ни хотелось верить в чудо, здравый смысл подсказывал: вряд ли стоит ждать избавления. По крайней мере, сегодня.
* * *
Разбудил меня тонкий луч рассветного солнца, пробившийся сквозь зарешеченное оконце. С трудом разлепив веки, я несколько мгновений бессмысленно смотрела в потолок. События вчерашнего дня казались дурным сном, наваждением. Но, увы, все было реальным.
В этот миг в коридоре послышались шаги. Тяжелые, гулкие, неумолимые. Я замерла, затаила дыхание. Неужели Кристиан? Опять притащился терзать, мучить, выпытывать? Губы невольно скривились в горькой усмешке. Что ж, милости просим! Любезный лорд получит достойный отпор. Элизабет Эштон так просто не сломить.
Дверь с протяжным скрипом отворилась. На пороге возник Кристиан — холеный, надменный, до омерзения довольный собой. Окинул меня оценивающим взглядом, растянул губы в ядовитой усмешке.