В объятьях зверя
Шрифт:
Елена старается не выражать каких-то негативных эмоций, и теперь из ее груди вырывается только крик, когда она удар за ударом бьет грушу, пытаясь отработать точность. И почему-то каждый раз, когда Деймон слышит это, его кожа покрывается мурашками. Теперь он ясно понимает: женщины и боевые искусства — это не грубо. Это безумно сексуально.
Деймон по-прежнему кричит на тренировке, но теперь делает это меньше, чем в прошлый раз, и его глаза уже не горят таким раздражением. Это успокаивает Елену, и домой они возвращаются в приподнятом настроении.
Непривычные нагрузки сказались на организме, поэтому идти куда-то или организовывать активный досуг
Все время, что Елена и Деймон жили в Лос-Анджелесе, Елена хотела спросить его о гитаре, которую она увидела лежащей на диване в гостиной в первый день своего пребывания здесь, но, как бы банально это ни звучало, не предоставлялось возможности. Однако этим вечером интерес все-таки взял свое, и Елена осмелилась озвучить вопрос, который уже давно не давал ей покоя.
— Деймон, ты ведь умеешь играть на гитаре, да?
Деймон, в этот момент листавший какой-то документ на ноутбуке, отвлекся от чтения перевел взгляд на Елену, которая с интересом рассматривала гитару.
— Да, — с усмешкой ответил он. — Что, неожиданно?
— Честно? Да, — призналась Елена. — Не знаю, просто мне казалось, что тебя вообще искусство… Не очень привлекает.
— Я научился играть на гитаре лет в тринадцать, — пожал плечами Сальваторе. — Тогда меня научил этому Грейсон, и я не задумывался особо, как мне к этому относиться и чем обусловлена моя тяга к музыке. Мне просто нравилось это.
Елена вдруг подняла взгляд на Деймона и, посмотрев ему в глаза, спросила:
— Деймон, а ты можешь… Сыграть что-нибудь?
По губам Деймона скользнула усмешка.
— Ты серьезно этого хочешь?
— Очень.
Деймон на протяжении нескольких секунд внимательно смотрит на Елену, а затем встает из-за стола и садится на диван рядом с ней. Взяв в руки гитару, он играет несколько аккордов, проводя пальцами по струнам, а затем еще какое-то время молчит, видимо, думая над тем, какую композицию можно сыграть. Наконец, он снова касается струн, и Елена чувствует, как внутри все замирает. Она не очень хорошо разбирается в музыке, но уже с первых аккордов понимает, что мелодия, которую выбрал Деймон, — испанская. Очень медленная, нежная… И такая печальная. Его игра завораживает Елену с первых секунд, но, когда Деймон негромко начинает петь, ее кожа покрывается мурашками. Его голос удивительно мягкий, бархатный, немного хриплый, почему-то очень успокаивающий. Догадки Елены подтверждаются: это испанская песня. Она, словно маленький ребенок, с интересом слушает, как он произносит иностранные слова.
Почему-то именно сейчас Елена замечает, что Деймон слегка шепелявит, но даже этот дефект речи добавляет его исполнению очарования, делает его каким-то более естественным. Она слышит слова, знакомые, наверное, многим из тех, кто даже не знает испанский, — historia, amour, soledad, — и по ним она догадывается, о чем может рассказывать эта композиция, которая доводила ее до дрожи. Елена, не отрывая взгляд, наблюдает за Деймоном и понимает, что он сейчас не здесь. С этой песней у него связаны какие-то свои, очень дорогие ему воспоминания — она видит это по его глазам. Эта песня словно бы уносит его в другое время. И в то же время она остается единственной нитью, связывающей его в данный момент с Еленой. Она забывает о том, какой он на самом деле, и сейчас почему-то отчетливо видит в нем пятнадцатилетнего подростка, быть может, играющего на гитаре эту же мелодию, сидящего на пирсе около
Деймон… Какой же он все-таки…разный. Елена видела его жестким, беспринципным и циничным, когда они только начинали узнавать друг друга, заботливым и очень веселым во время их поездки, любящим и преданным, когда он рассказывал ей о Кэтрин, грубым, вспыльчивым и властным, когда они спорили… Сейчас он кажется ей меланхоличным романтиком. И почему-то столько черт, уместившихся в одном характере, совершенно не пугают, потому что за это время она успела понять: это не маски. Это все — действительно он. И в одном этом человеке ей открылся целый мир.
Елена не двигается и на это время, кажется, забывает, как нужно дышать. Она захлебывается буквально каждой секундой, боится пропустить хоть одно слово, хоть один аккорд. Эти волшебные минуты становятся для нее похожими на бокал хорошего вина: нестерпимо хочется продлить удовольствие и вместе с этим — осушить бокал до дна. Елена не знает испанского и плохо разбирается в музыке, но сейчас именно тихие аккорды гитары рассказывают ей о человеке, с которым она делила последние месяцы, больше, чем, наверное, он сам мог рассказать о себе. Деймон, увлекшись, полностью растворяется в мелодии, чтобы донести эту историю до Елены в том виде, в котором он себе ее представляет, так, как он ее чувствует. Он словно бы ведет с ней беседу, рассказывая свою собственную историю. Приходит осознание: он сейчас тоже предельно искренен с ней. Он такой, какой была она в ту ночь, когда просила не оставлять ее. И понимать это невероятно дорого.
Вдруг мелодия затихает.
— Черт, всегда сбиваюсь перед последним припевом, — задумчиво усмехнулся Деймон.
Елена не говорит ни слова: не хочет его сбивать. На мгновение Деймон поднимает взгляд куда-то вверх, вспоминая что-то, и, проговорив несколько сочетаний букв и цифр, снова берется за гитару. Касаясь гитарных струн, он тронул какие-то струны и в душе Елены. И это отозвалось в ней музыкой гораздо более красивой, чем можно сыграть на каком бы то ни было инструменте.
— Это просто потрясающе… — прошептала Елена, когда Деймон закончил играть. Прошло несколько секунд тишины, прежде чем она смогла как-то выразить свои мысли, но, пожалуй, даже в самом красивом языке мира невозможно найти слова, которые хотя бы приблизительно описали бы, что она почувствовала за эти три минуты.
— На самом деле, это старая песня, ее сочинили в Панаме в пятидесятых годах, — объяснил Деймон. — Ее перевели на многие языки — французский, русский, по-моему, даже версии на японском и китайском есть. Да и кто только ее не исполнял… Я взял тональность версии Хулио Иглесиаса, мне она нравится больше всего.
— Деймон, а о чем эта песня? — еще не отойдя от впечатлений, с невероятным интересом спросила Елена.
— О любви, о чем же еще, — с грустной улыбкой ответил он. — О том, как больно терять и какое одиночество наступает после этого.
Деймон слегка облокотился на гитару и посмотрел куда-то вдаль.
— Но, знаешь, — вдруг сказал он, — она почему-то всегда вселяет в меня веру в лучшее. Очень люблю ее.
— Кажется, ты влюбил в нее и меня, — сказала Елена. — Правда, ты очень красиво играешь.
Сальваторе улыбнулся и отложил инструмент.
— Я не брал в руки гитару больше года… Так что спасибо, что напомнила мне о ней.
— Деймон, — вдруг позвала Елена, — ты говорил, что тебя научил играть Грейсон.
Брюнет кивнул.