В объятьях зверя

atranquility

В словах Елены звучала немыслимая уверенность, и казалось, что она и правда знает судьбу Деймона наперед. Кто знает, быть может, так оно и было.

— Мы ни о чем из этого даже не узнали… — не моргая, глядя в одну точку, одними пересохшими губами прошептал Деймон.

— У тебя сильный ангел-хранитель, Деймон, — вдруг сказала Елена, и, хотя ее глаза все еще были влажными от слез, в этот момент ее голос почти перестал дрожать. — Не ссорься с ним. В этом мире слишком много людей, которые без тебя уже не смогут.

Деймон опустил взгляд, и уголки его губ изогнулись в полуулыбке. В словах Елены звучала такая теплота, такая искренность, что Деймону казалось, что в этот момент внутри у него зажглось солнце. Как дорого было после всего, что случилось

с ними, вернуться домой, сидеть сейчас у камина, слыша ее тихий голос… И чувствовать, что жизнь продолжается. Наверное, в этот день кто-то свыше решил испытать их и сейчас наконец вернул им то, что им обоим так было нужно, — покой. Деймон никогда не искал его. Его жизнь была подобна яркому огню, и он сам чувствовал себя живым только тогда, когда ощущал это пламя в себе самом. Если он любил, то сгорая в этом чувстве дотла, не задумываясь, отдавая последнее. Если ненавидел, — полностью вверяясь во власть страшной, неуправляемой ярости, которая поглощала его целиком, не умея прощать. Но сейчас что-то изменилось в нем: ему нужно было остановиться, перевести дух, чтобы в этой безумной гонке и отчаянным желанием успеть не потерять самого себя.

— Я не хотел, чтобы ты когда-нибудь пережила то, что тебе пришлось пережить сегодня, — произнес Деймон.

Елена смотрела в его чистые голубые глаза, не отрывая взгляд, и понимала: он искренен. Он действительно не хотел причинить ей боль.

— Деймон, не вини себя, — прошептала Елена, почти невесомо коснувшись ладонью его щеки.

— Ты… — Деймон сделал глубокий вдох, но Елена не дала ему договорить, приложив свой указательный палец к его губам, прервав на полуслове.

— Ш-ш-ш. Давай оставим все это? — попросила она. — Теперь это все далеко-далеко и больше никогда не вернется. Ты дома, мы сейчас сидим у камина и разговариваем друг с другом, а Энзо отдыхает в отеле. И я хочу жить этими минутами.

Деймон молчал несколько секунд, почти не дыша, и в этот миг почувствовал, как сердце пропустило несколько ударов, а затем снова забилось, разгоняя по венам тепло, но тепло это было не от крови — оно оказалось в разы сильнее, совершенно необъяснимое, но такое нужное. Он вновь попал в плен этих ласковых шоколадных глаз и с радостью ему сдавался. Деймон взял в ладони лицо Елены, и в этот момент понял, что хочет того же, что и она: остаться подольше в этом удивительном мире, который сейчас они делили только на двоих. Судьба вернула их друг другу, и не было никакой правды, кроме этой.

— Откуда же ты такая… — еле слышно выдыхает, наклонившись к ней.

Их губы невыносимо близко, Елена чувствует такой знакомый аромат сандала и то, как его дыхание обжигает ее кожу, и по позвоночнику словно пускают ток. Они смотрят друг другу в глаза, не говоря ни слова, но в одном только взгляде они открывают друг другу целые миры, которые кажутся такими знакомыми и далекими одновременно. Они разные. Они не должны пересекаться. Но их отношения давно разрушили все законы логики, на которые становится совершенно плевать. Когда эти вселенные соприкасаются, все вокруг взрывается яркими вспышками. В эту секунду они понимают, насколько сильно скучали по такой близости, когда они, вновь и вновь доверяясь друг другу, обнажают друг перед другом свои чувства, не скрывая ничего, становясь такими, какие они есть на самом деле. И они оба знают: сопротивляться этому они уже точно не станут.

Деймон в полумгновение преодолевает те жалкие сантиметры, которые разделяли их, и накрывает ее губы своими. В его движениях нет резкости или грубости, но именно этот поцелуй, из-за которого сбивается дыхание и сердцебиение, лучше всяких слов показывает Елене: она принадлежит только ему. Голова начинает кружиться от вкуса его мягких губ и аромата туалетной воды, и Елена запускает одну руку в его густые волосы, а другой притягивает к себе. Этот мужчина переполняет ее всю, едва ее касаясь, но желание большего становится с каждым прикосновением лишь сильнее. Он завладел ее мыслями и желаниями, он приходит к

ней во снах, даже когда находится далеко, она тонет захлебывается секунду, когда они рядом, и не ищет спасения.

Рука Деймона скользит по талии Елены, и она, сама не зная, откуда взяв силы, на мгновение отстраняется и снимает с него футболку, а затем вновь прижимается к его груди, чувствуя стук его сердца. Ей хочется целовать каждый сантиметр его тела, исследовать каждый мускул, ощущая, как непроизвольно его мышцы напрягаются, когда он чувствует ее прикосновения. Терпения Деймона надолго не хватает, и его движения становятся требовательнее. Он жадно впивается в губы Елены, прикусывая их, и она не может сдержать стон — но не от боли, а от наслаждения. Она уже не боится его. Если ей было суждено утонуть в этой бездне, она не раздумывая выбрала бы падать в нее, но она знала: он никогда не даст ей этого сделать. Когда до последней черты останется одна секунда, один миллиметр, один шаг, — он удержит ее на краю пропасти и вдохнет в нее новую жизнь, чтобы начать все заново.

В какой-то момент Деймон поднимается и, подхватив Елену на руки, продолжая ее целовать, не обращая внимание на футболку, оставшуюся лежать где-то на полу, уносит ее из гостиной. В спальне потушен свет, но он им сейчас и не нужен: хотя глаза еще не успели привыкнуть, они улавливают взгляды друг друга даже в такой кромешной темноте. Елена чувствует почти невесомое прикосновение пальцев Деймона, скользнувших по спине. В воздухе раздает щелчок молнии, и платье спадает с нее, а затем Деймон освобождает ее от бюстгальтера, но она даже не замечает, что в спальне достаточно прохладно по сравнению с гостиной: тело горит огнем. По коже начинают бежать мурашки, когда он укладывает ее на холодный шелк и вжимает в матрас своим весом, покрывая ключицы мелкими поцелуями, спускаясь все ниже. Чувствуя, как низ живота приятно сводит, Елена, превозмогая внезапно накатившую слабость, сильнее вцепляется в его плечи, чуть запрокинув голову и тихо простонав.

— Черт побери, как же я люблю, когда у тебя не остается сил сдерживать себя, — сдавленно усмехается Деймон, еще немного продлевая эту пытку, ладонью проводя от ключиц до живота.

Елена шипит, прикусывая губу и оставляя первые едва заметные царапины на его плечах.

Когда через несколько секунд она остается перед ним полностью обнаженной, Деймон замирает на мгновение, не отводя взгляд от ее тела. И что-то меняется в этот момент. Щеки пылают, но теперь Елена понимает: это не от смущения, а от возбуждения. Он изучает каждый сантиметр ее тела, наслаждается каждым изгибом и становится похожим на охотника, которому досталась самая дорогая добыча. Он хочет забрать ее до последней капли, получить все, что она может дать ему. Но вместе с диким, совершенно неуправляемым желанием в его взгляде читается какое-то благоговение и немое восхищение. Елена не стесняется его, и Деймон, видя это, наслаждается ею такой.

На краю кровати он опускается на колени, и Елена, потянувшись к нему, проводит тонкими пальцами по торсу, спускаясь к тугому кожаному ремню. Звучит бряцанье пряжки, через несколько секунд она вновь начинает чувствовать тепло его тела, и в какой-то момент решительность покидает ее, когда его дыхание вновь опаляет кожу, на которой выступает испарина. Деймон, чувствуя ее испуг, останавливается, глядя ей в глаза, но понимает, что это лишь секундное замешательство. Елена отвечает на его немой вопрос, вновь притягивая его к себе, чтобы поцеловать. По губам Деймона скользит усмешка. Проходит еще мгновение — и страх испаряется, как маленькая вспышка, когда Елена чувствует, как он медленно входит в нее, уже не вполне контролируя себя, сдавливая ее плечо с такой силой, что кожа начинает белеть. Она слегка подается бедрами вперед, показывая ему, что хочет, чтобы он был смелее, и он выполняет ее просьбу. Толчки становятся все более резкими, дыхание сбивается, и, хотя Елена не привыкла к такому, они отлично чувствуют друг друга и становятся единым целым в этом абсолютно безумном порыве.