В объятьях зверя

atranquility

— Господи, это просто божественно, — протянула Гилберт, блаженно прикрыв глаза, когда попробовала блинчики. — Боже, Деймон, где ты так научился готовить?

— Не поверишь, — усмехнулся Деймон, — научила бывшая девушка, с которой я встречался, еще когда учился в Йеле. У нее отец — мишленовский повар, сама понимаешь, там вся семья ничего проще жульена с курицей, грибами и прованскими травами не ела. Ну, а я хотел произвести впечатление. Пошел по однокурсникам, у которых с этим дела обстояли лучше. Худо-бедно они научили меня готовить сырный суп. Тогда у меня мозг, конечно, был отбит напрочь: я до этого в жизни ничего сложнее тостов не готовил, а тут решил выпендриться. У меня потом вся кухня в этом сыре была, воняло жутко, но это было мое первое достижение на этом нелегком пути. Как сейчас помню ее выражение лица, когда она попробовала это, чуть не блеванула — пердон`e за мой

французский — и сказала: «Дэмьен, можьит бить, тибье попробовать приготовьить что-нибудь попросче?» — слова своей бывшей пассии Деймон передал писклявым голоском с характерным французским акцентов и жестами, и Елена, наблюдая за ним, не сдержалась от смеха. — Она просто была из Марселя, — объяснил он. — На самом деле, железная баба, сейчас вспоминаю и понимаю, что с таким супом я бы сам себя послал далеко и надолго. В конечном итоге она сама взялась исправлять этот Армагеддон и в течение полугода учила меня готовить. Держу пари, это были самые сложные полгода в ее жизни, потому что все, что я готовил, она хотя бы из солидарности должна была попробовать. Я приносил ей романтический завтрак в постель в виде овсянки. На воде, порой без сахара, иногда без соли, но чаще без того и без другого… Она затыкала нос, стискивала зубы, молилась, но стоически все это выдерживала. Не знаю, как у нее сложилось дальше, но честно, — Деймон приложил ладонь к сердцу, — всей душой надеюсь, что она встретила какого-нибудь мишленовского повара, который помог ей забыть весь этот кошмар. Кстати, потом, спустя года два, к моим мучениям присоединился Паркер.

— Правда? — с интересом спросила Елена. — И как у него были успехи?

— Как сказать… — пробормотал Деймон, отпив из чашки кофе. — Он однажды захреначил в яичницу полсахарницы, свято веря, что это соль.

Елена изумленно изогнула бровь, и Деймон кивнул, отвечая на ее немой вопрос.

— Ка-а-ай, — со смехом протянула Елена.

— Ну, ему-то можно, Бонни к этому проще относится. А я вот до сих пор подозреваю, что одной из причин нашего расставания с Лорен были именно мои кулинарные изнасилования. Кай сказал, что она просто свалила в Париж, чтобы коньки не отбросить, и правильно сделала.

— Зато теперь ты сам можешь легко претендовать на звание повара, — сказала Гилберт. — Серьезно, Деймон, это что-то космическое!

Деймон расплылся в улыбке, словно Чеширский кот, и скрыть удовольствия не смог.

— Сказал бы, что еще крестиком вышивать умею, но не буду врать.

— Ты умеешь делать Ди Каприо из блинчиков, это круче.

Деймон рассмеялся.

— Что есть, то есть.

— Кажется, эти чертовы два килограмма останутся со мной навсегда, — тяжело дыша, проговорила Елена, отставив пустую тарелку в сторону.

— Думаю, что эту катастрофу мы как-нибудь переживем, — по губам Деймона скользнула едва заметная улыбка, и он большим пальцем аккуратно вытер уголок ее рта, на котором оставалось немного джема. — А если тебя так это беспокоит, то есть масса способов это исправить.

— Деймон! — с возмущением воскликнула Елена, и Деймон снова улыбнулся.

— Вообще-то, я имел в виду кикбоксинг.

Елена замирает на несколько секунд, глядя ему в глаза, словно не веря в услышанное, а затем они оба прыскают со смеху. Говорить что-либо уже не хочется, и Елена просто тянется к его губам. Больше сейчас ничего и не нужно.

— Ну Вы прямо при полном параде, мистер Сент-Джон, — сказал Деймон, когда, приехав с Еленой в отель, где жил Энзо, он увидел его в белой рубашке, черных классических брюках и начищенных до блеска лакированных ботинках. — Не забудь, у нас еще суд впереди. Там тоже особый дресс-код.

— Для суда у меня есть костюм покрасивее, — усмехнулся Энзо.

Обменявшись парой фраз, они вместе садятся в машину Деймона, и автомобиль мягко трогается с места. За всю дорогу Елена не говорит ни слова, даже не вслушиваясь в разговор Деймона и Энзо, которые выглядят гораздо расслабленнее нее, шутят и смеются.

Она ждала этого дня больше двух лет. Как часто по ночам она молилась, прося Бога избавить ее от этого человека, в душе нося робкую надежду на то, что однажды она станет свободной… Сейчас она была в шаге от этого. Ей не раз придется вспомнить обо всем том, что сделал Стефан, чтобы наконец забыть об этом навсегда, но сейчас она боялась сделать именно этот, первый, но решающий шаг. Рядом с ней были Деймон и Энзо, и она знала, что они будут на ее стороне. Но душу, словно ветвями ядовитого растения, все равно опутывал страх. Элайджа, родители Деймона, даже няня Никки, Валери, — все они, общаясь со Стефаном, приходя в его дом, не узнали даже

о малой части тех зверств, которые он устраивал. Любящий муж. Заботливый отец. Отзывчивый друг. Прекрасный брат. Елена, Деймон и Энзо были лишь втроем против всех, кто был знаком только с одной стороны души Стефана, а у него было много связей и рычагов воздействия. Что, если… Нет, нет, нет. Елена пресекает на корню все мысли о том, что у них может не получиться. Спустя годы этого плена, мерзкой лжи и нестерпимой боли, она все еще верит в справедливость и сейчас сильнее, чем когда бы то ни было, как за спасительную соломинку, держится за это чувство.

Скоро все будет по-другому.

Елена не замечает, как Деймон припарковывается у отделения полиции, и, когда она выходит из машины, внутри все сводит.

— Елена, все хорошо? — Деймон с беспокойством смотрит ей в глаза, но у нее нет сил даже ответить «да».

Сальваторе молчит несколько секунд, пока Энзо тактично ждет их около машины, закурив сигарету, а затем берет ее за плечи.

— Елена, — зовет он, и она вновь поднимает на него испуганные глаза. Деймон облизывает пересохшие губы и жадно смотрит ей в глаза, не отводя взгляд, словно боится разорвать эту тесную связь. — Я знаю, тебе сейчас страшно, потому что ты не знаешь, как все обернется. Я понимаю тебя. Но ты должна переступить через себя, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Разве не об этом ты мечтала? Разве не это я обещал тебе? Чтобы все, что сделал с тобой Стефан, показалось страшным сном и больше никогда не вернулось. Чтобы скоро ты увидела Никки.

Елена вздрагивает, услышав имя дочери, и чувствует, как сердце начинает биться быстрее.

— Ты сильная, Елена. Я знаю это. Я знаю тебя, как никто другой. Ты можешь это побороть.

Деймон в какой-то момент замолкает, и бешеный стук сердца начинает отдаваться в ушах.

— Пообещай мне, что ты не отступишься.

Его голос вдруг начинает звучать жестче и требовательнее. Елена больно кусает губы и ей начинает казаться, будто в кровь пустили ледяную воду. Хочется спрятаться, как маленькому ребенку, убежать далеко, больше не думать об этом. Она устала. Деймон видит это по ее глазам.

Но ее ответ не может быть другим.

— Обещаю.

Деймон едва заметно кивает, касается ладонью ее щеки и бережно проводит по ней пальцами.

Проходит еще несколько секунд, Деймон зовет Энзо и, пройдя к двери, открывает ее перед ними с Еленой. Елена медлит, и Энзо проходит вперед, кажется, не заметив ее замешательства. Подняв голову, она вновь встречается взглядами с Деймоном. Они смотрят друг другу в глаза на протяжении нескольких секунд, не говоря ни слова и, кажется, не дыша. В какой-то момент Елена ощущает внутри какой-то толчок, который возвращает ее к реальности. Сердце замедляет свой ритм, а пальцы начинают отчего-то теплеть. Елена не понимает, что с ней происходит, но выдыхает и, зажмурившись, делает шаг вперед. Деймон, зайдя вместе с ней в помещение, закрывает дверь, и в следующее мгновение она слышит всего лишь три слова.

— Я с тобой.

Комментарий к Глава 47 *Камп Ноу – домашний стадион испанского футбольного клуба “Барселона”.

====== Глава 48 ======

Осень подходила к концу. Стефан постепенно восстанавливался от полученной травмы, и вскоре врачи даже пришли к выводу, что он достаточно окреп для того, чтобы продолжить лечение дома, но о полном выздоровлении говорить было еще рано: после сильного ушиба печень дала серьезный сбой. Стефана стала мучить частая тошнота, а из-за скачков гемоглобина в крови преследовала слабость, так что в госпитале, где врачи тщательно отслеживали изменения в состоянии организма с помощью регулярных обследований, он пока по-прежнему был частым гостем. Но, несмотря ни на что, Стефан старался не зацикливаться на проблемах со здоровьем, тем более что подобранное лечение со временем помогло облегчить его состояние, и возвращался к привычной жизни. В этом ему сильнее всего помогали Кэролайн и Никки. Их жизнь текла размеренным ходом, и ничто не предвещало в ней глобальных изменений. И сейчас Стефан понимал, что такая спокойная, тихая жизнь была именно тем, что он искал так давно. В какой-то момент время перестало иметь для Стефана и Кэролайн какую-либо ценность: они жили, не боясь чего-то не успеть, не задумываясь о том, что будет завтра, предельно просто, наслаждаясь лишь их «здесь» и «сейчас». Они не искали счастья — оно было в них самих, в каждом моменте: в солнечных днях, которые в осеннем Нью-Йорке стали такой редкостью, в поездке на озеро всей семьей, в лишнем выходном, который выдался у Стефана на работе, в новых выученных Никки словах. Они держались за это так крепко, как только могли, и понимали: такая жизнь им точно не наскучит.