В открытом море(изд.1965)-сборник
Шрифт:
— Лево руля!
Но рулевой напрасно вращал штурвал: штуртрос был перебит.
— Перейти на ручное управление! — тотчас же распорядился старший лейтенант.
Короткая заминка помогла комендорам точнее прицелиться. После двух-трех залпов луч прожектора померк. В заливе стало необыкновенно темно.
— Ну, как там рули? — спросил Зубарев.
— Заклинило, товарищ старший лейтенант, — донесся голос рулевого. — Румпель [15] не провернуть!
— Вызвать механика, быстрее привести в порядок!
15
Румпель — рычаг для управления рулем.
— Есть механика!
На корму побежало сразу несколько человек. Там они столпились: кто-то лег на палубу, кто-то повис над водой... звякнул лом, заскрипело железо и дерево. Раздались тяжелые удары кувалды.
Потеряв в темноте цель, фашистские батареи прекратили стрельбу.
В море с разных мест полетели ракеты. Их свет пробегал по волнам, порой стремительно надвигался на катер и... не достигнув его бортов, угасал.
Ветром корабль гнало к берегу. Зубарев, теряя терпение, послал на корму помощника.
— Посмотрите, чего там копаются, — ведь сносит нас!..
Но когда радист доложил ему о том, что освободившиеся МО запрашивают, не нужна ли помощь, он сердито ответил:
— Обойдемся, незачем всем показываться... Пусть быстрее уходят. Никому не задерживаться! Догоню в море.
Получив ясный решительный приказ от своего флагмана и не слыша больше пальбы, командиры катеров со спокойной совестью легли на обратный курс. Все были уверены, что Зубарев, так ловко отвлекший внимание противника, где-то в темноте идет следом.
Приближались шхерные острова. На них могли быть батареи противника.
Чтобы не обнаружить себя, катера прекратили переговоры по радио и, растянувшись цепочкой, больше часа осторожно двигались в кромешной темноте, не видя друг друга.
За островами небо несколько посветлело. Перистые облака пронизал блеклый свет невидимой предутренней луны. Головной катер убавил ход. Позади флагмана не было.
«Где Зубарев? Не мог же он так сильно отстать?» — встревожились командир и штурман.
Радист стал подавать позывные флагмана, но тот не отвечал.
«Что с ним? — заволновались и на других катерах. — Не подбили ли? Может, помощь нужна?..»
Возвращаться назад было поздно. Приближался рассвет, и горючего в цистернах оставалось немного,
Подтянувшись, катера пошли дальше средним ходом, стараясь держаться в кильватер [16] друг другу.
Обеспокоенные командиры то и дело поглядывали на запад, они все еще надеялись увидеть отставший МО. Но он их не нагнал ни в Копорском заливе, ни у кромки льда.
16
Кильватер — след на воде, волновая струя, остающаяся позади идущего корабля.
Рули уже начали действовать, когда на мысу опять вспыхнул луч прожектора. Желая быстрее уйти в море, Зубарев сделал крутой разворот и вдруг почувствовал, как киль заскрежетал, ударившись обо что-то твердое. Катер затрясся, точно телега, попавшая на неровную булыжную мостовую.
«Отмель... Налетели на камни!» — покрываясь холодным потом, понял старший лейтенант.
Он немедля дал полный ход назад. Бешено завращавшиеся винты взбили за кормой пенистый бугор, а катер не двигался с места.
— Еще... еще немного! — просил Зубарев механика.
— Не могу больше — подшипники расплавим! — сердито гудел в переговорную трубу густой бас мичмана Корякина.
— Стоп!.. Якорь!.. Завести якорную цепь к корме! — приказал Зубарев.
Он надеялся при помощи якоря, наматывая крепкую цепь на барабан, стянуть катер на чистую воду. Но не успел этого сделать: в грудь и лицо словно плеснуло кипятком...
Падая, старший лейтенант ухватился за медную коробку телеграфа. Рычаги заскользили под ладонью. «К пушкам... огонь!..» — хотелось крикнуть ему, а из горла вырвалось лишь хрипение.
В машинном отделении мичмана Корякина откинуло на трубы воздушной магистрали.
Больно ударившись головой о вентиль, механик с трудом поднялся и по привычке прислушался: не плещется ли где вода?
Переборки тряслись от частой пальбы. Не понимая, чт о случилось наверху, мичман Корякин поднялся на трап и выглянул из люка.
Мачта и трепетавший на ветру флаг, казалось, были охвачены огнем.
«Горим», — в первое мгновение подумал механик и кинулся было к шлангам, но тут же сообразил, что это не пламя, а колышется холодный свет прожектора.
В рубке зияли рваные дыры. С мостика свисали клочья брезента. У компаса кого-то поднимали сигнальщик с радистом.
— Что с командиром? — спросил Корякин.
— Ранен. Помогите спустить вниз.
Приняв на руки отяжелевшего командира, мичман помог отнести его в кают-компанию.
Кругом грохотало. Катер содрогался от близких разрывов. Уложив старшего лейтенанта на диван, Корякин подтолкнул радиста:
— Быстрее в рубку! Передашь шифровкой, что сидим на банке, ведем бой... Может, вернется кто-нибудь.
Сигнальщику он приказал добыть бинтов и оказать первую помощь командиру. Затем мичман торопливо выбрался на верхнюю палубу и перебежал к мостику.
Прожектор уже не светил. Но пристрелявшиеся батареи противника вели огонь и в темноте. Снаряды с визгом проносились над головой, разрывались слева и справа. У пушки из всего расчета суетился только один комендор. Он сам заряжал, целился и стрелял. Короткие вспышки озаряли его разгоряченное лицо. На кончике ствола действующего пулемета бился язычок зеленого пламени.