В ожидании Догго

Миллз Марк

– Бедняжка, – нахмурилась Сибелла.

– Все не так уж ужасно, – пожал я плечами, пытаясь отшутиться. – Вы не знаете моего отца.

– Похоже, вы его тоже не знаете, – усмехнулся Эллиот.

– Папа!

– Я только хотел привнести в наш разговор немного легкомыслия.

В конце сада стояла шаткая скамейка, повернутая спинкой к кирпичной стене, увитой старой, полной налившихся бутонов, готовой зацвести розой. Глаз, как на экспертизе, схватывал все детали, будто я был следователем, впервые осматривавшим место преступления. Я понимал, что в данной точке мир изменится навсегда, и радовался, что

рядом со мной на скамье сидит Догго.

После нескольких звонков мне ответил Найджел.

– Сейчас, старина, она рядом, – произнес он с псевдоаристократическим распевом. Я понял, что они на улице, наверное, поблизости от бассейна – прожариваются под испанским солнцем до хрустящей корки.

– Дэнни! Ну, наконец! Ты получил мое сообщение?

– Извини, телефон был выключен, меня пригласили на свадьбу.

Мать пожелала узнать, где именно в Чилтерне я нахожусь и значит ли то, что я туда приехал, что между нами с Эди что-то намечается. Ее вопросы не походили на предисловие, когда человек старается взять себя в руки, чтобы перейти к основной, довольно опасной теме. Судя по всему, матери было действительно любопытно, хотелось поболтать, и в итоге мне пришлось напомнить ей:

– Мам, ты сказала, что у тебя для меня есть нечто важное.

– Никак не могу найти записную книжку с днями рождения. Помню, что день рождения Алисы уже близко. Эмма убьет меня, если я опять о нем забуду.

Я молчал.

– Дэнни, ты меня слушаешь?

– Ты была расстроена.

– Разве?

– Мне показалось, ты плакала.

Мать в самом деле плакала – она только что получила сообщение, что ее старинная подруга проиграла битву с раком груди.

– Ты должен помнить ее – Пат Коннолл.

Я помнил, но смутно. Из детских лет выплыло лишь широкое лицо с каскадом темных вьющихся волос.

– Вот теперь жду известий, когда состоятся похороны. Может, когда приеду, пообедаем с тобой?

– Да, конечно.

– Тронута твоим энтузиазмом, – пошутила мать.

У меня не хватило духу сообщить остальным, что она мне сказала. Они бы подумали, что я параноик (а разве нет?) или того хуже – фантазер. Поэтому состряпал версию, которая являлась не совсем ложью:

– Она на днях прилетит в Англию и хочет пообедать со мной.

– И все? – уточнила Сибелла, сверля меня испытующим взглядом.

– Да.

– Ни намека на то, правы вы или нет?

– Сиб, оставь бедного парня в покое! – воскликнул Эллиот. – Он не хочет разговаривать об этом.

– Раньше говорил очень даже охотно.

Эди многозначительно посмотрела на мать. Сибелла сдалась, но я понял: она что-то заподозрила.

Накануне я сказал Эди, что утро вечера мудренее, и она согласилась. Тема Тристана являлась табу. Подъезжая к Лондону, я не сдержался и заговорил о нем.

– Что вам сказать? Как есть, так и есть.

– Эди, он женат.

– Несчастливо женат. Вы обещали не судить меня.

– Я не осуждаю, только…

– Что?

– Не знаю. Наверное, встревожен.

– Не надо волноваться.

Вот и все – на этом разговор оборвался.

Глава семнадцатая

Я обрадовался, когда к кормилу вернулся Ральф. Да, в нем было нечто нелепое и комическое, напоминающее капитана Джека Воробья. Но он, по крайней

мере, вызывал к себе уважение в отличие от Тристана, который требовал к себе уважения. К Тристану я теперь внимательно приглядывался. Раньше тоже не мог от него отмахнуться, но хотя бы удавалось задвинуть его куда-то на периферию поля зрения. Теперь не получалось – с тех пор, как убедился, что у него с Эди связь. Тристану не нравилось снова играть вторую скрипку. Это я заметил по его глазам, когда Ральф собрал нас на совещание по поводу рекламы «Варго».

«Варго» – новый хэчбэк компании… что до компании, об этом можно было только догадываться. Нам не дано было знать, кто из Большой французской тройки придумал новую машину. Предложение участвовать в телерекламе автомобиля поступило от торговой марки через маркетологов. Заказчики хотели, чтобы конкурирующие агентства подошли к теме без предвзятости, сосредоточившись исключительно на достоинствах самого товара. Проблема состояла в том, что все достоинства заключались внутри «Варго» – автомобиля нарочито некрасивого: кургузого, приземистого, совершенно не в духе современного дизайна. Да, он был чрезвычайно экономичным и мог похвастаться множеством всяких устройств в стандартной комплектации, но снаружи производил впечатление какой-то несуразности, нескладного куска металла, предназначенного доставлять пассажиров из точки А в точку Б.

– Ну и кому придет в голову купить его? – спросил Ральф.

– Вот именно, кому? – подхватил Тристан.

– Чудаку, у которого больше денег, чем здравого смысла, – предположила Миган.

За столом совещания нас собралось одиннадцать человек: три творческие группы, Патрик, пара сотрудников, ведущих счета и организующих рекламу (Дамьен и Лотти), плюс Ральф и Тристан. Телевизионный рекламный ролик нового автомобиля стал бы предметом гордости такого маленького агентства, как наше, однако Тристан считал, что нам лучше отойти в сторону. Он не сомневался, что «Варго» обречен – не только с треском провалится, но будет высмеян. Не нужно, чтобы нас с ним ассоциировали.

– Пораженческая чушь, – усмехнулся Ральф. – «БМВ» пятой серии в состоянии продать любой – это все равно что ехать по набитой колее. Попробуйте найти рынок для подобного уродца – именно так зарабатывают долговременную репутацию. Черт возьми, эта машинка будет кормить нас до гробовой доски, если мы подадим ее как надо и выведем в свет.

Послышались нервные смешки, лицо Тристана стало темнее тучи.

– Вот-вот. Ключевое слово здесь «если». Я все же считаю, что «Варго» – палка о двух концах.

– Возражение должным образом зафиксировано, – продолжил Ральф. – А теперь все за работу. И будьте любезны, ответы к среде на почтовой открытке.

Как только совещание закончилось и мы собрались у бильярда в творческом отделе, начались обсуждения того, как Ральф устроил публичную головомойку Тристану. Я даже посочувствовал ему – главным образом из-за Эди. Любой женщине было бы неприятно слушать, что коллеги смакуют подробности того, как поставили на место мужчину, с которым она спит. Позднее, когда мы находились в кабинете одни, Эди заявила, что не нуждается в том, чтобы я защищал Тристана, даже если сама она этого сделать не может. Мне стало обидно за мои отправленные в мусорную корзину добрые намерения.