В ожидании Догго
Шрифт:
– Хорошо, скажите, что мне говорить?
– А не лучше ли говорить то, что думаете?
– Вам не нравится слушать то, что я думаю.
Сколько бы я ни уверял Эди, что не осуждаю ее, я осуждал ее. Не по части морали, а по части вкуса.
– Вы видите всего одно лицо.
– А сколько их у него?
– Да пошли вы, Дэн!
Догго, словно почувствовав напряжение, пролаял с дивана, призывая нас к порядку. Мы повернули к нему головы, переглянулись и улыбнулись. Обрадовались поводу прекратить перебранку.
– Надеюсь, вы измените о нем мнение после того, как завтра с ним пообедаете.
Я
Столик был лучшим в ресторане – кабинка на двоих в самом центре зала. Перед встречей я специально перечитал главу, которую дал мне Тристан, и у меня не осталось сомнений, что писать он умеет. Слог безукоризненно выверен, чувствовалась легкость пера, но без легковесности, мешающей восприятию важности темы.
Тристан, казалось, искренне радовался похвале и пришел в восторг от предложенного мною подзаголовка: «Контрменеджмент: наука минимизации для максимальных успехов в большом бизнесе».
– Я зациклился на слове «теория», – признался он. – «Наука» емче и ярче.
Еще ему понравились слова «большой бизнес». Тристан считал, что обращается именно к этой аудитории.
Еду не приносили долго, но Тристан не сердился на нашу официантку – понимал, что виновата не она, а кухня. Оказалось, что в университетские годы он успел поработать официантом, и я уже начинал испытывать к нему симпатию и понимать, что нашла в нем Эди, когда его прорвало. Он и так не стеснялся в выражениях, но теперь, даже по его меркам, попер напролом:
– Если ты ее трахнешь, я тебя выгоню!
– Что?
– Ты меня услышал. Я об Эди.
– Признаюсь, я никогда не читаю то, что напечатано мелким шрифтом. Данный пункт есть в моем договоре?
– Не старайся. – Тристан напряженно улыбнулся. – Я в курсе, что ты о нас знаешь.
А я знал, что он блефовал. Эди заверила меня, что ничего ему не рассказала.
– Теперь знаю.
– Узнал раньше. Эди на выходных проговорилась. Или ты из нее вытянул. Не важно как. Важно, что я выполню свое обещание.
– Тристан, у меня нет желания переспать с ней.
– Все хотят с ней переспать.
– Сомневаюсь, чтобы Патрик хотел.
Он не оценил моей слабой попытки пошутить.
– Учти: что дарует левая рука, может отнять правая.
– Но только с согласия Ральфа, – слабо возразил я.
– Ральф не в том положении, чтобы противиться.
– Неужели?
Тристан пригубил кофе.
– Поставим вопрос так: «Индология» может далеко пойти, но не обязательно с Ральфом.
– Как это понимать?
– А вот так: мои слова не для протокола, а исключительно для твоих ушей.
Я его понял – высокомерного, жаждущего власти человека, которому было мало места за столом. Он хотел сесть во главе стола. Если у меня еще оставались сомнения, Тристан их развеял, заговорив о том, что структура компании устарела, и о своем видении организации агентства, которое должно строиться на корпоративных началах и в котором ключевые сотрудники должны иметь свою долю. Пока он распространялся на эту тему, я думал,
Тристан не забыл, что я обещал расплатиться за обед, а я, попросив счет, отправился в туалет. Не то чтобы мне туда хотелось – требовалось уединиться, чтобы послать сообщение Эди: «Берегись! Он знает, что я знаю».
Тристан ждал меня внизу. Он не сформулировал условия сделки, но я его понимал: Тристан подсластил угрозу и хочет купить мое молчание об Эди и мою поддержку против Ральфа. Поражало его поведение. Неужели его нисколько не трогает, что я знаю о его измене жене? Нисколько, если таким образом можно перетянуть меня на свою сторону. Неужели не волнует, что скажут коллеги, узнав, что он подсиживает Ральфа? Нет, коль скоро удастся совершить дворцовый переворот. Слепые амбиции Тристана производили сильное впечатление, но они были на самом деле слепы. Я почти оскорбился из-за того, что он так неверно обо мне судил. Конечно, Тристан не мог знать, что я разочаровался в нашем деле и думаю, как бы с ним расстаться, но неужели ему даже не приходило в голову, что могу встать у него на пути из принципа? Но зацепило меня в основном вот что: если он готов раздавить меня, то сумеет так же поступить и с Эди. А вот этого я не мог ему позволить.
Вернувшись к столику, я взглянул на поджидавший меня счет.
– Я в деле.
– Вот и славно.
Тристан усмехнулся, и мне захотелось вмазать ему по его идеальным зубам.
Когда мы возвратились из ресторана, Эди в кабинете не было. Они с Анной пошли выгулять Догго. Разносчик нашей почты, судя по всему, выучил еще пару имен и заслужил вознаграждение. Я услышал это от Джоша, который перехватил меня, когда я шел через дизайнерский отдел.
– Странно: он знает Миган по имени, но не желает ей ничего приносить.
– Поди пойми, – хмыкнул из-за стола Эрик.
Джош пытался нарисовать комикс на тему, которую я подбросил ему на прошлой неделе. Это не имело отношения к работе – старая идея, она уже давно вертелась у меня в голове.
– Джош, это гениально.
– Нет, чего-то не хватает.
Джош был хорошим художником, считавшим, что расплатиться с ипотекой может лишь тот, у кого есть твердый оклад. Абстрактная живопись маслом оставалась его увлечением, но он был также одаренным карикатуристом. Я понял это, подсмотрев его наброски в блокноте во время совещаний.
Идея воплотилась в трех умело нарисованных кадрах. Первый демонстрировал ребенка на высоком стуле в окружении пичкающих его едой родителей. Ребенок пытался что-то сказать: «М-м-м»… Обрадованная мать говорила: «Его первым словом будет «мама». На втором рисунке малыш тянул: «П-п-п»… Теперь в восторг пришел отец: «Он хочет сказать папа». На третьем карапуз с трудом выговаривает «Макдоналдс».
– То, что надо, – похвалил я. – В точку.
Исполнение получилось великолепным: сыплющаяся изо рта карапуза еда, выражение восторга на его лице, разочарование родителей – все передано простым росчерком пера. Эрик считал, что комикс можно послать в газету или журнал, например, «Частный взгляд». Джош не соглашался, но не по принципиальным соображениям. Он считал, что нельзя отдавать работу, если ею недоволен.