В ожидании Романа
Шрифт:
Она вторила ему Блоком:
Мой любимый, мой князь, мой жених,ТыОн отвечал Брюсовым:
Я люблю тебя и небо, только небо и тебя,Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.В светлом небе – бесконечность: бесконечностьмилых глаз.В светлом взоре – беспредельность: небо, явленное в нас.Она переходила на женскую поэзию и цитировала Цветаеву:
Имя твое – птица в руке,Имя твое – льдинка на языке,Одно-единственное движенье губ,Имя твое – шесть букв.Мячик, пойманный на лету,Серебряный бубенец во рту,Камень, брошенный в тихий пруд,Всхлипнет так, как тебя зовут.Он вновь возвращался к своему любимому Северянину:
Моя жена всех женщин мне дорожеВеличественною своей душой.Всю мощь, всю власть изведать ей дай, Боже,Моей любви воистину большой!Ну, и где она теперь, эта любовь? Или, может, так глубоко в нем, что уже и утонула?
Даша почему-то надеялась, что постепенно Степан должен оттаять, забыть страшные события, возвратиться к мирной жизни, к ней – своей жене, к детям. Но надежды не оправдывались. Он как будто застрял там, заблудился в том времени, остался там надолго, и она опасалась – не навсегда ли. По-прежнему дважды в год Степан неукоснительно ездил к Санькиной матери. Была ли для этого финансовая возможность в семье, нет ли – не имело значения. Занимал, зарабатывал на дополнительных работах, откладывал заранее... Но ездил. И если билет до Саратова был вполне доступен и никогда не вызывал материального напряжения, то денежная помощь матери, подарки, средства на поддержание в порядке могилы и памятника в приличном состоянии требовались значительные.
Даша всегда недоумевала по поводу этих поездок, но никогда не возражала. Однажды, правда, в сердцах спросила:
–?Ну, сколько можно туда ездить? Девятый год пошел, а ты все катаешься!
Но осеклась, увидев его взгляд. Он даже ничего не ответил, только посмотрел, и она замолчала.
Толком он ей так ничего и не рассказывал. Единственное, о чем она знала, это что Саня погиб на руках Степана и что Степа вынес уже погибшего товарища под обстрелом и смог отправить тело на родину. Но... ведь не один товарищ погиб у него там. А ездит почему-то он только к Саниной матери...
Но
Из Саратова Степан всегда возвращался почерневшим. Щеки западали еще больше, губы сжимались в тонкую полоску. Глаза страдали. Первые недели после поездок лучше было вообще с ним не разговаривать. Он срывался по поводу и без. Ладно бы только на нее, но и на сыновей тоже.
На любой детский вопрос звучал один и тот же жесткий ответ:
–?Отжиматься!
Сыновья обижались сначала. Ну, при чем тут отжимание, если они спрашивают о прогулке или про поход в кино? Но со временем привыкли. И подходили к нему, заранее отжавшись. У них даже свой язык выработался по этому поводу. Например, нужно было им по 100 или по 200 рублей на что-то... Да не важно на что: на подарок школьному товарищу, или на новый мяч, или на фломастеры... Подходят к отцу:
–?Пап, двадцать раз. Левая – восемь. Дай, пожалуйста, сто рублей.
–?Почему так мало?
Это отец не про деньги. Это про «левую». Это значило, что всего сын отжался двадцать раз, из них одной правой – двенадцать, а на левой – восемь. Уже к десяти годам они владели разными спортивными приемами, в том числе и отжиманием на одной руке.
–?Не получается больше пока.
–?Дойдешь до десяти, тогда подойдешь!
–?Ну, пап... – начинал клянчить кто-то из сыновей.
–?Хватит ныть! Не хочешь десять? Тогда двенадцать! Не меньше!
Они к своим десяти годам уже поняли, что спорить бесполезно, обманывать бессмысленно, обращаться к матери запрещено внутренними правилами семьи. Нет, с разговорами, за советами, за помощью с уроками – это пожалуйста. А вот просьбы – те только к отцу! Это уже не обсуждалось, не подвергалось ни сомнению, ни изменению, а выполнялось со всей строгостью.
Пацаны, как и их родители, тяготели к гуманитарным предметам. Невзирая на хулиганские наклонности, дерзость и уверенность в своих физических возможностях, а заодно и в чувстве превосходства над ровесниками, и Пашка и Яшка отлично писали сочинения, блистали по литературе и вполне сносно запоминали правила орфографии. География и история вопросов не вызывали, а вот начавшиеся в шестом-седьмом классе физика, химия, тригонометрия и прочая «фигня», как они называли эти предметы, были им не очень-то доступны.
Отец, кроме привычного «отжиматься», ничего придумать не мог. Даша была более конструктивна и предложила взять репетитора. Аттестат ребятам нужен приличный, даже если технические знания не очень-то и пригодятся для дальнейшей учебы.
Пацаны в тот момент уже мучились в восьмом классе. Вопрос о поступлении в вуз периодически возникал, но каждый раз возникал и диспут между родителями.
–?Какой толк, что мы с тобой закончили МГУ? – начинал кипятиться в таких случаях Степан.
–?Как это «какой толк»? – не понимала Даша.
–?Ну, и ты и я имеем диплом университета, что из того? Я – охранник плюс разнорабочий. Ты – корректор. Ни денег нам это не принесло, ни карьеры, ни удовлетворения.
–?Стоп! Стоп! – Тут уже Даша начинала повышать голос. – Если бы не твой отец, который загнал тебя в армию, ты мог бы стать крупным филологом.
–?Ерунда!
–?А ты забыл, да? Забыл, что тебя в аспирантуру приглашали? Что тебя распределяли в очень даже приличные места? Может, ты забыл свою блестящую дипломную работу? Свои наброски статей? А стихи? Новеллы? Эссе? Где это? Ты сам, своими руками похоронил в себе все возможности. Ну, да... извини... не совсем сам, а с помощью своего папы...