В ожидании счастливой встречи
Шрифт:
Через пять дней Фомичев вернулся с утвержденным проектом. А два месяца назад попала стройка в решения съезда. Гидростроителям была обещана техника.
— Если бы не болото…
— Но куда мы лезем?
Фомичев не мог примириться с болотом. Сазонова заметила, что раз проект утвержден, то тут уж ничего не попишешь. Фомичев при ее словах недовольно поморщился.
— Мостить рублями эту гать тоже не дело. Была бы площадка, можно было бы бросить эту прорву. Глаза бы не глядели, как бульдозер по самую трубу зарывается в трясине. — Фомичев хотел напомнить
И в этот же день, девятого мая, в День Победы, — и день-то выдался сияющий — собрались все вновь на поляне у стремительного студеного ручья. На буграх топорщилась вишневая прошлогодняя брусника, дымила синевой северная карликовая березка.
Легко и глубоко дышалось настоянным на почках и на снегу воздухом. Владимир Николаевич в кремовой безрукавке блаженствовал.
— Смотрите, какой прекрасный лес, а воздух — разве сравнишь с московским.
Пока Фомичев восторгался природой, после московской запарки, Сазонова расстелила на мху белоснежную скатерть. Яшкин раскрывал банки с зеленым горошком, с красным перцем, колбасным фаршем, печенью трески, морской капустой… Милентьев вынул из рюкзака пару бутылок шампанского и поставил охлаждать в говорливый, холодный до ломоты в руках ручей.
Откуда-то взялась и лопата. Фомичев поплевал на руки и принялся за работу.
— Видали! — крикнул он. Фомичев подсек и скатал рулон дерна, под ним лежал гравий.
Фомичев смахнул рукой со лба пот.
— Товарищи, да это клад, честное слово. — И он взялся копать землю то в одном, то в другом месте. Наконец умаялся, сел на пень. — Два дня вам сроку — геологию мне на стол, — непререкаемо заявил он Яшкину и, не давая ему возразить, добавил: — Если понадобится, долечу в Москву, буду доказывать и докажу, — Фомичев встал. — Чтобы ни одного кустика мне не попортить, — окинул взглядом он великолепный лесной массив. — Нарезать скверы, зеленую зону.
Фомичев говорил так, как будто вопрос перебазировки поселка был уже решен и он дает последние указании. Но, как всегда, от идеи до проекта — дистанция огромного размера. Первыми запротестовали проектировщики. Предложение Фомичева встретила в штыки и дирекция.
— Мы же вам согласовали, привязку к болоту, вот и стройте. Затвердили объемы, деньги. Что вам еще надо?..
Звонок из главка тоже не сулил ничего хорошего.
— Фомичев, вы что там Америку открываете?! Не теряйте на прожекты время, не ослабляйте темпы строительства.
Фомичев дождался данных геологоразведки и в лихорадочном темпе принялся пересчитывать, перекручивать со своим техотделом перебазировку поселка на новое место. Выявил затраты на выполненные работы, подбил экономический эффект от перебазировки, вывел конкретную экономию старого и нового проекта. Все обосновал расчетами и с этими данными опять выехал в Москву.
Как только после XXV съезда КПСС строительство ГЭС получило прописку на Колыме, стройка резко пошла в гору. И Фомичев заторопил свое управление с переездом из Уптара на створ. На основные сооружения.
Строительство опорной базы в Уптаре набирало силу, поднимались один за другим жилые и промышленные здания. И хотя пустили на полную мощность центральную узловую котельную, работы не убавилось, дел оставалось по оборудованию базы, как говорится, невпроворот.
Фомичев вызвал к себе Жильцова;
— Поедешь на створ, Егор Акимович. С кровью отрываю вашу бригаду, но там основные сооружения, — надеюсь, понимаешь?
Егор взялся за рукавицы.
— А чего не спросишь, — придержал Фомичев Жильцова, — к кому едешь?
— Не к теще, — усмехнулся Егор.
Рассмеялся и Фомичев;
— Это верно, не на блины. — И голос его обмяк, подобрел: — В Синегорье к Шустрову, вот куда. Иван Иванович окрестил поселок. Синегорье, звучит, а?
— Знаю, — кивнул Егор, — Иван скажет…
Бригадир попрощался за руку с начальником стройки. Кивнул Яшкину и вышел.
— Ну так ты чего, Евгений Романович, скис? — когда Жильцов закрыл за собой дверь, спросил главного Фомичев.
— Да нет, — помялся Яшкин, — раз в помощники к бригадиру зачислили, — развел руками главный, — одно, возомнит еще…
— Этот не зазнается, — возразил Фомичев. — С экскаваторами он мне преподал, я это и не скрываю — горжусь. — Фомичев взял со стола пачку сигарет, посмотрел в нее, словно пересчитал сигареты, и опустился в кресло. — Мне еще надо подумать, кого за себя оставить в Уптаре, — вдруг озабоченно сказал Фомичев. Выждал, что на это скажет главный. Но Евгений Романович молчал, тогда Фомичев досказал. — Пожалуй, я тоже соберусь в Синегорье. Решено!
Фомичеву, как видно, по душе пришлось слово «Синегорье», и слово «створ» в последнее время Владимир Николаевич употреблял лишь тогда, когда речь заходила о Больших порогах на реке Колыме.
«Операция «Жук»
Фомичев положил письмо на стол. Оглядел присутствующих начальников отделов, инженеров, бригадиров, и ему показалось, что под его взглядом опускаются головы…
— Ваши предложения?
В кабинете стало слышно, как скреблась на стене стрелка барометра.
Кабинет начальника стройки выглядел парадным и торжественным. От окна тянулся стол заседаний, длинный, неширокий. Он напоминал взлетную полосу, а возле двери, как зайдешь — слева, рабочий стол с приставным столиком и с двумя мягкими глубокими креслами.
По левую руку пульт связи и на подставке несколько телефонов. На стене только барометр. Картин Фомичев не любил, как не любил и долгих заседаний. Потому, наверно, и кабинет казался нежилым. Здесь собирались лишь в экстренных случаях. Сегодня приглашенным не хватило мест. Несли стулья из соседних комнат. И как-то не вязались С дорогим паласом и полированной мебелью забрызганные бетоном робы строителей и лоснившиеся от масла, словно кожаные, телогрейки механизаторов. С ними соседствовали белоснежные рубашки и галстуки.