В ожидании счастливой встречи
Шрифт:
Фомичев попытался вычислить движение колонны, но цифры были мертвы. Уравнение со многими неизвестными не решалось. Неизвестными были и погода, и толщина льда на реке и марях, заносы, метели, выносливость людей, их мужество. Фомичева теребили, заставляли учащенно биться сердце, жгли мысли. И сердце застревало где-то в горле, мешало дышать. Владимир Николаевич нашарил на стуле сигареты и закурил. Курил он жадно — взахлеб.
В комнате было прохладно, а свет от уличного фонаря делал ее нежилой. Сигарета сгорала, и Владимир Николаевич прикурил другую, в несколько затяжек спалил и ее.
В поисках «Швейцарии»
Нехотя разгоралась в это утро заря над Магаданом. Вначале просочился синеватый свет над городом, слабо рассыпая сиреневые тени. Окно разгорелось вполрамы, а потом и все занялось. И вот наконец солнце скупым желтым светом заглянуло в холодную комнату Владимира Николаевича. И солнечный зайчик скакнул от зеркала на пол и словно в хохоте затрясся, забился на крашеной половице, Фомичев отбросил одеяло.
— Проспал!
Он пружинисто вскочил, присел несколько раз, в суставах щелкало, трещало.
— Как немазаная телега. — Владимир Николаевич досадливо махнул рукой, взял сигарету, но, посмотрев на часы, отложил ее в сторону. Схватил со спинки стула полотенце и только намылил лицо — умывальник был тут же в номере, — в дверь достучали. Плеснул несколько раз в лицо, открыл замок, но за дверью никого уже не оказалось. «Иван Иванович или Федор, — подумал Фомичев. — Продрыхли, да и я тоже хорош. Счастливо живу, беззаботно: заставляю приходить».
Он направился было в буфет, но, дойдя до лестницы, передумал: «Приеду на обед, заодно и позавтракаю». Надел пальто, скорым шагом спустился по лестнице и вспомнил вдруг о жене, вспомнил с нежностью: «Вот уж бы кто не выпустил без завтрака».
«Газик» стоял у подъезда. Иван Иванович топтался у машины, помогал Федору утеплять радиатор. Владимир Николаевич по куржаку на капоте и по скрипу снега под ногами определил, что мороз за ночь покрепчал.
— Ну, Иван Иванович ладно, проспал, он всю ночь мыл посуду, а вы, Владимир Николаевич? — упрекнул Фомичева Федор. — Велели в шесть…
— Работал, — сказал врасплох застигнутый Фомичев.
— Не видно. Вон если Иван Иванович работал, дак факт налицо, три экскаватора заработал.
— Как три экскаватора? — переспросил Владимир Николаевич. — Заводите рака за камень. Наверно, только что подрулили?
Но по тому, как Иван Иванович сел в машину и откинулся на сиденье, решил: «Неспроста воду мутят ребята».
— Что-то ты не в себе с утра, Иван Иванович?
— Злодеи, вот что! — выкрикнул Иван Иванович.
— Кто злодеи? — ничего не понимая, хмыкнул Фомичев. И вдруг развеселился. — Да мы такое сейчас место найдем! А то город, тесно, душно, развернуться негде — верно, Федя?
— А что тут неясного? Ясно: наливай и пей, — откликнулся Федор, еще не зная, о чем пойдет разговор, но старался попасть в тон начальнику. — Не город — каменный мешок.
— Что-что? — переспросил Иван Иванович.
Федор показал пальцем на сопки.
Фомичев опять рассмеялся.
— Не вижу смешного, — пробурчал Иван Иванович себе под нос. — Надо в бой идти, отстаивать, доказывать, а мы за город полетели… «Швейцарию» искать.
— Правильно, Иван, поищем. Поехали, Федор.
— Ну а все-таки, что у вас за экскаваторы? — спросил Фомичев, когда машина тронулась.
— Это длинный разговор, — отмахнулся Иван Иванович, — приедем — расскажу.
— А куда ехать? — притормозил машину Федор.
— Давай за город, — приказал Фомичев.
— На свалку, что ли? На Олу? На Армань? По Колымской трассе?..
— Да хоть на свалку, — подал голос Иван Иванович.
— Нет, по Колымской, Федя, как по Ямской, да вдоль по Питерской. Не слушай, Федя, Ивана Ивановича — на свалку захотел.
— Я и не думал, такого — да на свалку?! Нет уж, Иван Иванович! Посмотрели бы вы, Владимир Николаевич, как он вчера в буфете перед Зоей…
У Фомичева округлились глаза. Обернувшись, не мигая смотрел на Ивана Ивановича.
— Ну, чего уставился? Верно Федор сказал. Но я ведь для дела.
«Газик» одолел ухабистую городскую дорогу, вырулил на бетонку, и машина покатила легко, без толчков и взбрыкиваний.
Иван Иванович пометался на заднем сиденье от стекла к стеклу, не нашел ничего интересного, успокоился. Мимо пробегали телеграфные столбы да с воем проносились машины по трассе.
— Не торопись, Федя, — попросил Фомичев. — Не проглядеть бы. Наша задача — найти подходящее место для базы. И ты, Иван Иванович, и ты, Федор, в оба смотрите.
— Понятно, — выдохнул Иван Иванович и прилип к стеклу.
Куда ни поглядишь, всюду торчали белые головы сопок. И сколько ни ехали, все было удручающе однообразным, ни одной сколько-нибудь подходящей долины не встретилось. Так они доехали до двадцать третьего километра. Здесь Фомичев велел остановиться.
Иван Иванович забегал вдоль дороги, пытаясь выбраться на обочину, но утонул в снегу. Куда ни сунься — снег по горло.
— Эх, зря не взял лыжи у Зои, — пошебутился Иван Иванович, — сбегал бы в распадок, а сейчас посмотрю поселок. — И он заспешил к дому с высоким крыльцом.
Федор набросил телогрейку на радиатор и залез в «газик».
Фомичев жадно всматривался в неширокий распадок и все дальше отходил от машины, все надеялся, что вот-вот раздвинутся, раздадутся, расступятся сопки и он увидит широкую желанную долину. Но сколько он ни шел, сколько ни всматривался по обе стороны дороги, видел одно и то же: неширокую пойму с голубым ярким льдом, вмороженные заснеженные тополя вдоль речки. Но и сквозь снег уже угадывалось, что бродит в тополях неукротимая сила, только и ждет, когда вскроются речки, чтобы взорвать изнутри, как выстрелить, голубыми почками. И зальет ветки прозрачной зеленью.