В переплете Книги Знаний
Шрифт:
– Сюда я добралась одна, и дальше как-нибудь сама управлюсь. Да и много ли от тебя будет толку? – скорее утверждала, чем спрашивала девушка.
– Но ведь я помог! – возмутился Гаузен.
– Помог ты только тем, что посветил в пару щелей! А в остальном ты вел себя просто отвратительно. Ты чуть все не испортил! – не согласилась девушка.
– Ну, знаешь… Ты еще не видела меня в действии! Дай мне второй шанс! – не сдавался Гаузен.
– В подземелье у тебя их было сколько угодно!
– настаивала девушка.
– А вдруг меня схватят и будут пытать, куда ты направляешься?
– Ладно, вояка, уговорил. Но только чтобы никаких непредвиденных остановок, - устала препираться девушка и без особой радости указала ему на свободную лошадь.
При езде верхом остатки плаща юноши нелепо развивались на ветру, неприятно натягиваясь на шее, так что юноша просто снял его и засунул в сумку.
– Слушай, красавица, а ведь я не знаю, откуда ты и как тебя зовут? – вспомнил юноша.
– Я Фелиндия… Из Альдории, - представилась девушка и снова равнодушно стала смотреть куда-то вдаль.
Но Гаузену хотелось продолжения, и он решил неотрывно смотреть на девушку, ожидая, что ей самой захочется чего-нибудь спросить или рассказать.
– Чего уставился? – наконец повернула голову Фелиндия.
– Никто не говорил тебе, что у тебя прекрасные… глаза, - немного растерялся юноша.
– Много раз, - пожала плечами девушка.
– У нашего архивариуса слабое зрение, и он часто просит меня прочитать неразборчивые места в манускриптах.
Гаузен не знал, что на это ответить, но через некоторое время решился на новую попытку:
– Так ты монашка? – неуверенно спросил Гаузен, глядя, как лихо девушка скачет на лошади.
– То, что я состою в ордене… Конечно налагает на меня обязательства, но не такие, которые мешают выполнять мои обязанности, - уклончиво ответила Фелиндия.
– А вот я вырос в монастыре, - с наигранным простодушием признался Гаузен, стараясь завоевать доверие девушки и поддержать разговор.
– Так ты… монах? – с улыбкой поинтересовалась девушка, и Гаузен решил, что нашел с девушкой общую точку соприкосновения.
Но в ее вопросе звучало некоторое недоверие, ведь на монаха Гаузен ну никак не походил. Да иподобное признание накладывало на себя определенные ограничения в общении с девушкой.
– Нет, я там только воспитывался, - сознался Гаузен.
– Что-то незаметно, что ты воспитанный! – едко возразила девушка.
– Вот видишь! – не обиделся юноша.
– А ведь я правду сказал. Значит, моей вины тут нет! Это все вина воспитателей!
– тут на Гаузена накатила череда воспоминаний о не то чтобы очень счастливом, но точно, куда более безбедном детстве. Но он решил, что лучше о них промолчать.
– Ты что, всегда во всем винишь только окружающих? – возмутилась девушка.
– Что, правильней винить только себя? – парировал Гаузен.
– Хотелось бы мне знать, - немного задумавшись, неожиданно помрачнела Фелиндия и замолчала.
– А могу я звать тебя просто Лин? – попросил Гаузен спустя некоторое время.
– Лин? К чему эта фамильярность? – насторожилась девушка.
– А у меня от «Фелиндия» нос чешется, - нашелся
– Ты что, носом говоришь? – удивилась девушка.
– Когда я выдыхаю «пфе», то струя воздуха кончик носа щекочет. Как будто табак нюхаю, - пояснил Гаузен.
– У вас мужчин один табак и выпивка на уме, - сердито пожаловалась девушка.
– Да нет же! – не согласился Гаузен.
– Мне просто будет приятней звать тебя Лин. Фелиндия – это имя одной из воспитательниц в монастыре, где я рос. Каждый раз, когда я произношу это имя, я морщусь.
– Как от табака? – не упустила момент поддеть Гаузена девушка.
– Ну чего ты привязалась? – обиделся юноша.
– Да вообще у меня была только одна вредная привычка, - смущенно произнес Гаузен.
– Но я от нее давно избавился!
– Что за привычка? Воровство? – съязвила девушка.
– Да как ты могла подумать?! Помогаешь тут всяким, а тебя за проходимца какого-то держат, - разобиделся Гаузен.
– Ну, тогда, наверное, чего похуже? – не отступала девушка, и Гаузен понял, что если он не расскажет ей всю правду, то она от него не отстанет.
– В детстве я рос в монастыре водного бога Катапака, - начал юноша.
– И когда мне сильно хотелось по малой нужде, то зачастую я не бежал во двор к отхожему месту, а пользовался ближайшим источником для омовения рук. Ну, просто подходил вплотную и делал вид, что мою руки. И тут подходит воспитательница Фелиндия, а я уже не могу остановиться и убежать, но делаю вид, что все нормально. А она сразу-то и не разглядела и говорит мне: Молодец, Гаузен, ты мой маленький чистюля, можно и мне на руки полить… А как подошла поближе, так заорала! Я чуть не оглох. Я месяц потом по ночам в кровати, кхм, кошмарами мучился, - спохватился юноша, что наговорил лишнего, но увидел, что девушка впервые за время их встречи смеется во весь голос. Гаузен, несмотря на всю неловкость ситуации, с радостью подумал, что изначальное недоверие между ними тоже осталось в прошлом.
– Наверное, - борясь с последними приступами смеха, предположила девушка, - она тебе до сих пор по ночам является.
– Теперь ты понимаешь, какие чувства у меня от этого имени? – попытался разжалобить Гаузен.
– А по тебе ведь и впрямь не скажешь, что ты любишь умываться, - все еще улыбаясь, заметила собеседница.
– О чем это ты? – насторожился Гаузен.
Девушка показала пальцем на его лицо. Гаузен провел по нему рукой и увидел, что она вся запачкалась. Похоже, что он оброс грязью еще в подземелье, когда рылся в книгах и попал в вихрь, устроенный призраком.
– Надо остановиться и поискать источник или реку, - спохватился юноша.
– Лучше ополоснись из фляжки, - посоветовала девушка.
– Там не осталось воды, - уклончиво ответил Гаузен. Он не хотел, чтобы девушка узнала, что там вино, как у какого-то выпивохи.
– Тоже мне беда, – пожала плечами девушка.
– До этого не замечал, и сейчас не обращай внимания.
– Легко тебе говорить! Ты же не запачкалась! – возмутился юноша.
– Ну, может быть, правду люди говорят, что свинья всегда грязь найдет! – отозвалась Фелиндия.