В переплете Книги Знаний
Шрифт:
– А борода отросла и волосы на голове выпали при жизни или… - но договорить не успел, так как острый локоток его спутницы вонзился ему в живот.
– Все мы когда-нибудь облысеем… У скелетов на черепе ничего, кроме плесени, не растет, - горестно покачал своей головой призрак.
«Наверное, он мел пол своей бородой. Потому-то здесь так неприбрано» - думал юноша, пока пытался отдышаться, уже не решаясь высказаться вслух.
– Но превратиться мне в поганца-переростка, если я когда-нибудь наведу порядок в этой проклятой библиотеке!
– будто прочитал мысли Гаузена бывший уборщик.
– После
И старик, не выдержав сотен лет безответной тишины, принялся проклинать на весь зал неизвестно кого:
– Остолопы подвальные! Столько лет уже здесь торчу! Хотя бы колоду карт на пасьянс оставили вместо этих дурацких книжек!
Вы хоть представляете, каково это быть призраком? Молчите! Я и так вижу, что не представляете. Быть привидением – это когда даже почесаться нельзя. Ибо призраку нечего чесать! Ах, как я любил чесаться. Так любил, что иногда расчесывался до крови, и где теперь моя кровь? Мертвому все наоборот – стены не имеют никакой твердости, но чистый воздух, пропитанный солнечным светом для меня совершенно непреодолим. Я не могу покинуть эту проклятую библиотеку, а ведь ее я успел возненавидеть еще при жизни…
«Уломать этого недоживчика будет непросто» - подумал Гаузен. – «А если его не вытурить, то никакого замка не случится. Замучает он строителей своим нытьем».
Но призрак и не думал успокаиваться:
– Не перебивайте! При жизни мне не давали и слова произнести - все чего-то приказывали, заставляли... А ведь я так любил поспать! А сейчас я даже глаз сомкнуть не могу – у меня их попросту не осталось! Вечное бодрствование какое-то получается. А все мое нынешнее существование – это сущий кошмар наяву. Кошмар, затянувшийся на несколько сотен лет! А ведь так хочется забыться в сладких грезах, положив голову на мягкую подушку... Ах, как я любил вздремнуть! Эта любовь ко сну меня и погубила… А все из-за этих книжников! Из-за этих умников! Библиотечных червей с гнилыми сердцами! И я отдал им лучшие годы своей жизни! Или нет, постойте-ка… Это были худшие годы в моей жизни!
«Неправду говорят, что мертвецы сказок не расскажут. Если бы у меня было столько золота, сколько он сидел в подземелье» - подумал про себя Гаузен, утомленный болтовней призрачного старикашки.
– «То я не рылся бы сейчас в мусоре, а купил бы замок из зеленого камня… А еще корабль из красного дерева. А то некоторые…» - выразительно зыркнул Гаузен в сторону девушки, - «держат меня за голодранца какого-то».
Но девушка не обратила на этот взгляд никакого внимания, так как, похоже, хотела о чем-то спросить призрака, но не знала как. Гаузен, не дожидаясь, пока она соберется с мыслями, решил прервать поток сознания призрака и пустить в дело свой скромный талант вежливого обращения с окружающими:
– Крутить-колотить! Вот ведь трепло призрачное! Проповедник обдолбанный! Пылесборник зачуханый! Распричитался тут, как последний побирушка на базарной площади! Я сколько лет провел среди всяких заумных зануд, и не жалуюсь каждому встречному, какой тяжелый отпечаток оставило мне в жизни общение с ними. Катал я их на тележке! Шибко начитанных не любишь, старичок-лысовичок? Держись от них подальше, Катапак подери! А при случае давай незаметно пинка, чтобы мордой в навозную кучу! Тебя что, поросячьего огрызка, на цепи
После слов Гаузена в подземелье стало совсем тихо и спокойно. Девушка замерла от ужаса, а призрак – от удивления.
– Вот-вот! Я об этом тоже думал, - неожиданно согласился призрак, по-видимому, соскучившийся по площадной ругани.
– Каким же я был идиотом, когда согласился на все это? А вы, - с некоторым одобрением обратился он к парочке искателей приключений, - мне сначала показались такими же умниками, что заточили меня здесь.
– Это мы-то умники? Да кто тут кого оскорбляет?! – возмутился Гаузен, сподобив призрака на новые откровения:
– Вы себе представляете? Я был единственным, кто занимался делом в этом ордене. Когда остальные перебирали бумажки, я разгребал грязь. Да если бы не я – они давно бы все передохли! Они бы задохнулись в пыли, как мухи в закупоренной бутылке. Понимаете? Я каждый будний день спасал им жизни! И как они со мной поступили? Они бросили меня помирать, как рыбу на берег! Да если бы я знал наперед, я бы их всех… передушил во сне, - и призрак выкрутил свои призрачные руки, сдавливая воображаемые шеи… - Поджег бы всю их библиотеку, - он взмахнул руками, изображая пожар. Я бы… - торжествующе замахал он вытянутым указательным пальцем, похоже, отыскав из всех пыток самую страшную.
– Я бы перепутал им все закладки в книгах!
– Старик, с такими замашками тебе в палачи надо было идти, - с тенью укора дал юноша запоздавший на несколько сотен лет совет.
– Да если бы вы знали, что они со мной сделали, - немного пристыжено пожаловался призрак.
– Вы бы подписались под каждым моим словом. Ибо я сам ни писать, ни читать не умею…
– А ты не можешь поподробней рассказать, чем тебя обидели? С самого начала? – наконец, подала голос девушка.
– Может, тебе еще получится как-то помочь?
– Да как мне уже поможешь, - махнул рукой призрак.
– Нам будет легче понять друг друга, - поддержал спутницу Гаузен, про себя подумав: «А заодно понять, как поскорей избавиться от тебя».
– Разница поколений, то, се.… Ну, действительно, не секрет же?
Старик заколебался в прямом и в переносном смысле, продемонстрировав лишний раз свою призрачную физиологию. Но поборов сомнения и справившись с гневом, старик начал рассказывать обо всем по порядку:
– Это произошло во времена правления четырех королей. Тогда я работал уборщиком в ордене Охранителей Книг…
– Может, книгохранителей?
– поправил Гаузен.
– Не перебивай! – шепнула девушка, а призрак счел своим долгом уточнить:
– Они не только хранили, но и охраняли, не давая… Как они там говорили? Ценному знанию попадать в чужие головы. Потому и охранители.
– Может, тогда, охранники? – не сдавался Гаузен.
– Охранникам все равно, что охранять, а эти знали, так что охранители, понятно? – снова начал закипать призрак.
– Как скажешь, дедуля, - снисходительно согласился Гаузен.
– Чего ж тут не понять! Наверное, орден был ну просто охрани-и-ительный! – последнее слово он намеренно растянул, изображая восторг.