В плену экстаза

Барбьери Элейн

— Я хочу еще бокал шампанского.

— Не уверен, что тебе стоит еще пить, дорогая.

Глаза девушки вспыхнули, и Пат решил пойти на компромисс:

— Хорошо, сейчас вернусь.

Он подошел к столу с закусками и спиртным и наполнил два бокала шампанским. Обернувшись, заметил, что Хорас перехватил взгляд дочери, а та сразу же отвернулась. Поспешно вернувшись к столу, Пат поставил перед девушкой бокал. Он решил больше не терять времени:

— Вот что, дорогая… Тебе от меня что-то нужно, верно? Иначе ты не стала бы терпеть мое общество. Я это прекрасно знаю, Люсиль.

— Неужели?

— Да, знаю. И сейчас все козыри

у меня на руках, а ты сгораешь от нетерпения… Итак, дорогая, что я могу для тебя сделать?

— Перестань называть меня «дорогая»!

— Вполне резонная просьба. Она будет стоить тебе…

— Негодяй! С меня хватит!

— Не повышай голос, Люсиль, иначе расстроишь отца.

— Я хочу знать, что ты рассказал ему об Абилине!

— Рассказал ему?..

— Ты… ты рассказал ему… — Девушка судорожно сглотнула. — Ты рассказал ему о последней ночи… когда я пошла в комнату к Рэнду?

Пат положил на стол вилку и в изумлении уставился на Люсиль. Она же тем временем продолжала:

— Отец в последние дни очень изменился. Кажется, он перестал мне доверять.

Пат пожал плечами:

— А почему он должен это делать? Полагаю, у него никогда не было для этого оснований.

— Да, не было. Но в прошлом это не мешало ему мне доверять. Я подумала, что если это ты заставил его изменить…

Пат энергично покачал головой:

— Нет, Люси, ты ошибешься. Я ничего не говорил твоему отцу. Сказал только о том, что ты устроила мне веселую жизнь, а Рэнд ушел от тебя.

Лицо Люсиль покрылось горячим румянцем.

— Это ты во всем виноват! Это из-за тебя Рэнд ушел из ресторана и не вернулся! Ты, конечно, гордишься собой, не так ли?

— В разумных пределах.

— Думаешь, что победил?!

— Если ты имеешь в виду то, что Рэнд порвал с тобой, то да.

— Так вот, ты ошибаешься! А если ты выиграл в последний раз, то не думай, что выиграешь снова. Не пройдет и месяца, как Рэнд прибудет в Додж. Перед тем как уйти, он сказал мне, что рассчитывает, что его десятник к тому времени поправится и приедет в Додж, чтобы сменить его. Это освободит Рэнда от забот о грязном стаде и еще более грязных погонщиков — и тогда мы по-настоящему помиримся и вернемся вместе. Мы… — Люсиль осеклась и поспешно зажала ладонью рот.

— Твой отец не рассказывал мне о твоих планах встретиться с Рэндом в Додже.

Люсиль усмехнулась:

— Не рассказывал, потому что он не знает о моих планах, а я не собираюсь его в них посвящать.

— Ты хочешь сбежать тайком… Оставить ему записку…

— Верно. И у тебя не будет возможности снова мне все испортить.

— И ты бы ничего мне не сказала, если бы не потеряла над собой контроль, не так ли?

Люсиль промолчала. Пат же, нахмурившись, пробормотал:

— Но теперь-то я знаю…

— А мне наплевать!

Тут Пат вдруг взял девушку за руку и вынудил подняться. С натянутой улыбкой он вывел ее через ближайшие двери во внутренний дворик. В тени они остановились, и Пат, схватив Люсиль за плечи, заорал:

— Нет уж, тебе лучше иметь это в виду! Нравится тебе это или нет, но ты сделала меня соучастником своего обмана, а меня это никак не устраивает! Я не поступлю так с твоим отцом. Он всегда был добр ко мне, и я в отличие от тебя не могу подвести человека, который мне доверяет.

— Я… я не подвожу отца, — прошипела Люсиль, задыхаясь. — Я просто не хочу, чтобы он распоряжался моей жизнью, вот и все.

— Ты

не поедешь в Додж!

— Поеду!

— Не поедешь!

— Уверяю тебя, Уоллис Паттерсон, я поеду в Додж, даже если мне придется проползти весь путь на животе, понятно? Меня никто не остановит, никто!

На несколько секунд воцарилось тягостное молчание. Наконец Пат, сделав глубокий вдох, тихо и строго произнес:

— Посмотрим, Люси, посмотрим…

Сильный дождь, не прекращавшийся весь день, к вечеру перешел в изморось. Стоя посреди лагеря, Рэнд поглядывал на темное небо. На нем не было видно ни единой звездочки, и это еще больше усиливало меланхолию. Рэнд прекрасно знал: ничто не оказывает такого угнетающего действия на погонщиков, как вода, льющаяся с небес. Но, увы, с этим приходилось мириться.

Рэнд покосился на гуртовщиков, сидевших у костра. Люди ужинали не разговаривая. Что ж, плохое настроение не способствует разговорам, поэтому даже самые общительные помалкивали. К счастью, Нейт и на сей раз не подвел — даже под дождем сумел приготовить горячую пищу и предусмотрительно держал на защищенном от непогоды огне кофейник с кофе — в такую погоду это было очень кстати.

Рэнд взглянул на Билли, сидевшую, как обычно, чуть в стороне от огня. На ней был дождевик на несколько размеров больше; он скрывал хрупкость ее комплекции, но не защищал от ненастья. Рэнд прекрасно знал, что шляпа девушки насквозь промокла и вода струится ей за воротник, точно так же как и ему. «Конечно же, бедняжка совсем продрогла», — со вздохом подумал Рэнд. Он видел, как Билли поднесла ко рту кружку с горячим кофе — ее рука так дрожала, что ей не сразу удалось сделать глоток. Рэнд нахмурился; ему ужасно хотелось подбежать к ней и укрыть своим плащом, хотелось согреть ее теплом своего тела.

Снова вздохнув, он перевел взгляд на стадо. Бычки не улеглись на ночь, и Рэнд прекрасно знал, что это значит. Посмотрев на гуртовщиков, он распорядился:

— Парни, сегодня нам придется усилить ночные смены. Бразерс, Стюарт, Кэнни и Холл, вы отправитесь на дежурство первыми. Следующие два караула начнутся в час и продлятся до рассвета.

Тихий ропот, прозвучавший в ответ, не стал для Рэнда неожиданностью, и он с улыбкой объявил:

— Простите, парни. Все претензии к погоде. Если мы не будем держать стадо в надежной узде, то с первой же молнией оно разбежится и нам придется собирать его до судного дня.

Нехотя поднявшись на ноги, гуртовщики направились к лошадям, и Рэнд снова улыбнулся — он нисколько не сомневался: они его не подведут, какими бы уставшими ни были. Разумеется, к Холлу и Бразерсу это не относилось, но их он давно уже не принимал в расчет. Затем взгляд его опять остановился на Билли. Было видно, что она изо всех сил пытается перебороть колотившую ее дрожь, и Рэнд ощутил новый приступ досады.

Проклятие! Сколько же еще страданий принесет ему эта малышка, пока этап не подойдет к концу? Неужели она не понимает, что делает с ним? Он томился от желания любить ее, беречь и защищать. Две недели… Прошло уже две недели с тех пор, как он в последний раз к ней прикасался, и каждая клеточка его существа кричала от этой пытки. Но его мучений она не замечала или, возможно, предпочитала не замечать. Как бы то ни было, но держалась она с ним холодно, и он чувствовал, что она не собирается менять свое отношение к нему.