В Плену Красной Розы
Шрифт:
– Если перестанешь перебивать меня, то с удовольствием тебе всё поведаю.
Глава 8. Если только в могилу
Химера поднёс левую руку к лицу и согнул пальцы. Затем он их выпрямил. Согнул вновь. И ещё двадцать раз повторил то же самое. Бинты не давали суставам двигаться, боль мешала ещё пуще, но с каждым повторением силы возвращались в израненную руку. Пожалуй, такая разминка стала одним из немногих толковых советов госпожи Смевы.
Сварливая лекарка уже закончила с пытками на сегодня, но им предстояло
– Эй, Каддар! – позвал Лис, не прекращая разминку.
– Чего тебе?
Обросший, небритый следопыт стоял у окна. Иногда он дул на стекло и рисовал на нём узоры пальцем. Варион и сам не мог ни побриться, ни даже ополоснуть тело, источавшее целый набор запахов – от простого пота до горьких мазей лекарки.
Но он хотя бы не походил на безумца, проводящего дни у окна, за которым никогда ничего не менялось.
– Что такое горемычница? – Варион опустил левую руку и уселся на кровати, лицом к грустному соседу.
– Какая тебе разница? – Каддар приложил к стеклу всю ладонь и уставился на получившийся отпечаток.
– Ну расскажи, что ты? Поделись своей мудростью.
Каддар выругался на незнакомом языке и заговорил.
– Это то, что Смева заставляет тебя нюхать, когда ты буйствуешь. Вообще, горемычница растёт на высоких кустах и любит холод. В Соттории её считают дурным растением.
– В смысле, дурным?
– Как всё запущено, – Каддар оттянул нижнюю губу и подул себе на лоб. – Знаешь ведь, что есть животные, а есть чудовища? С растениями – так же. Есть те, которые ведут себя странно и реагируют на магию, как будто питаются ей. У вас тут таких почти нет, но горемычница должна расти. Это такой плод – что-то среднее между жёлудем и грушей и по виду.
– И что она делает? Ей можно убить?
– В сыром виде можно и отравиться, – следопыт кивнул. – Детям – проще простого. Киррант в Сотторе велел вырубить все кусты, когда его племянник умер из-за такой ягодки. Но опасность вся в кожуре. Если её счистить, то можно отварить плоды и получится очень хорошее снотворное. В отваре как раз мочат ткань и дают понюхать человеку, чтобы он уснул.
– И долго нужно держать?
– Слушай, ты чего привязался ко мне с этой горемычницей? – Каддар подошёл к кровати Вариона. – Ничего страшного с тобой не будет, если ты об этом переживаешь.
– Не переживаю, просто ты такой умный, – Химера сложил ладони в мостик и подпёр ими подбородок. – Заслушаешься, честное слово!
– Отвали.
Варион упал на живот, продавив перину, и запустил правую руку под кровать. Пальцы быстро нащупали жёсткий свёрток, который Лийя незаметно подбросила ему днём. Под слоем холщовой ткани ощущалась короткая рукоять, и Лис боролся с искушением выхватить новое оружие. Но ещё рано.
– Эй, Каддар, – опять позвал Химера. – Хочешь мне помочь?
– Хочу, чтобы ты перестал разговаривать, – следопыт вернулся на свой пост и следил за парой стрижей, выписывающей круги в небе над обителью.
– Тогда надо было задушить меня во сне.
– Не в моих правилах.
Ух ты,
Химера не гордился ремеслом убийцы, но и выслушивать снисходительные речи от тех, кто сам едва ли лучше, не желал.
– Каддар, хочешь секрет?
– Единство разобщённое, да что ты привязался? – следопыт стукнул раму кулаком, и окно задребезжало. – Ты хоть знаешь, как хорошо мне было, пока ты в беспамятстве валялся?
– А я всё равно расскажу, хоть ты и мудак, – Варион незаметно вытащил свёрток из-под кровати носком. – Сегодня мы отсюда свалим.
Каддар упёрся лбом в облезлую поперечину, что делила окно пополам, и захохотал. Смех его был явно не здоровым. Пальцы следопыта скрежетали по стеклу, а голос то и дело срывался, почти уходил в плач.
Вдалеке, на колокольной башне главного собора, начался вечерний бой, призывающий служительниц на молитву. Таделия сказала, что лучшего момента не сыскать.
– Если только в могилу, Химера, – молвил Каддар под скорбный звон. – Если только в могилу.
– В могилу мы и так попадём, – Варион гладил свёрток, будто пытался его соблазнить, но пока соблазнялся он сам. – А вот тут сидеть незачем. Давай поможем друг другу.
– Нет на Землях столько дурмана, чтобы я решил, будто ты можешь мне чем-то помочь, Химера. Хотя, одна возможность есть. Ты можешь умереть сам или убить меня, чтобы этот разговор закончился.
– Ну, давай попробуем.
Рука Вариона протиснулась меж складок ткани и взялась за щербатую рукоять. Он извлёк из мешка короткую тяпку, которую Таделия утром передала через Лийю. Комья земли облепили тупое лезвие, под ними ползли пятна ржавчины. Такое оружие – позор для Лиса, но и времена настали другие.
– Слушай меня, Каддар.
Одной рукой Химера развернул следопыта лицом к себе, другой – поднёс тяпку к его бледной шее. Каддар бросил взгляд на скромное оружие, но не стал проверять, насколько оно тупое.
– Ты что задумал? – только и спросил он.
– Отрублю твою башку, если не будешь слушать.
Что-то переменилось в бледно-голубых глазах следопыта, пока Варион шептал ему в тонкое, испещрённое сизыми сосудами ухо. Каддар не первый день ныл о безысходности их положения, намекал на смерть, как вполне допустимый выход. Хоть и был он родом из Северного Дола, было в этих речах что-то тивалийское.
А раз так, то и безнадёга была напускной. Как и ожидал Химера, даже туманная перспектива умереть возвращала Каддара к его былому состоянию. Глаза смотрели шире, живо изучали окружение следопыта. На виске вспухла изогнутая жила. В его разуме сошлись в поединке уныние и слабая надежда на свободу.
– Теперь – нужно пустить кровь, – сказал Варион. – Тяпка тупая, так что легче пустить её из моих ран. Давай – влепи мне пощёчину.
Уговаривать не пришлось. Едва ржавое навершие отдалилось от шеи Каддара, следопыт замахнулся и отвесил Лису затрещину. По правой скуле.