В Плену Красной Розы
Шрифт:
Отметелить зарвавшихся стражников – дело нехитрое. Тем более тех, кто позарился на самое дорогое, что было у Ладаима. Вот только за все мгновения между стычкой и побегом из «Осётра» побитый Хеннель так и не сделал ни единого вдоха.
«Ну и что?», – подумал Крысолов. Умри все четверо нахалов – это будет капля в море крови, уже пролитой его кинжалом. Лисий удел – убивать, чтобы прожить ещё один день в нечестном мире. Так уж была устроена Большая Земля. Сильные убивают слабых, бедные погибают по воле тех, кто больше заплатит. Уж кто-кто, а Хеннель заслужил сгинуть больше, чем многие из жертв
Размышления Ладаима прервал колокольный звон со стороны собора. Как объяснил Радмар, это означало, что дневному караулу пора заступать на посты вдоль стен. Для Лис же настало время собираться у Северных ворот Мальда, чтобы разыскать караван с оружием из царского арсенала.
Дело плёвое, если им займутся подходящие люди. Ладаим не сомневался в тех, кто прошёл с ним весь путь от Басселя. Вот только подозрения к рыцарям зацвели, как идаллское побережье после дождливой зимы.
Глава 10. Лгать мне – это твой выбор
Химера перегнулся через острый нос лодки и вгляделся в воду. К утру ветер совсем утих. Гладь озера остекленела, зеркалом простираясь до самого горизонта с трёх сторон. Лишь перед лодкой появился пологий берег, посреди которого вздымалась острыми пиками Крестедия.
Каддар налегал на вёсла за спиной Вариона, поднимая рябь на безупречной поверхности Миларада. Лис ждал, что озеро обидится на тех, кто нарушил его звенящее спокойствие, но их по-прежнему сопровождала лишь тишина утра. Одновременно холодного и обещающего скорое тепло. Такие случались в то короткое время, когда над Большой Землёй встречались зима и весна. Такие разные, они находили общий язык на несколько дней и скрепляли союз зябкого ветра и яркого солнца.
– Ты что там делаешь? – спросил наконец Каддар.
Он уже долго вздыхал, пытаясь привлечь к себе внимание. Варион всё понимал, но лишь с ухмылкой продолжал наблюдать за ближними к лодке водами. Меч он держал над головой обратным хватом – большим пальцем к эфесу, как разъярённая дама, что ножом замахивается на надоевшего мужа.
– Слежу, чтобы нас не сожрали эти твари с шипами на спине, – пояснил Химера, не отрывая взгляд от поверхности Миларада.
– Позволь тебя успокоить, если ты о гребенниках, – Каддар по одному отпустил вёсла и встряхнул кисти. – Они падальщики, а не охотники, так что сами редко убивают. Даже в тех местах, где озёра ими кишат, гребенники почти нападают на путников.
– Скажи это Вереску, – буркнул Варион. – Мы все заметили, как мало тут этих гребешков, когда они взяли наше корыто из Сегденна на абордаж.
– Они пришли только из-за Альхиора, – следопыт повернул голову туда, где в линии горизонта растворялась Гряда Мальны. – Гребенники – чудовища, то есть их привлекает магия. Альхиор научился этим пользоваться, чтобы всякие твари пачкали когти вместо него.
– Твари как ты, да?
Каддар бросил вёсла и сложил руки на груди. Голубые глаза смотрели сурово, будто он надеялся поджечь Вариона взглядом.
– Я не хотел тебя обидеть, – виновато улыбнулся Химера и уселся обратно на доску, что шла поперёк лодки ближе к носу.
– И по тому назвал тварью? – Каддар хмыкнул. –
– Это к тому, что и ты пачкал когти вместо Альхиора, – Варион погрузил остриё меча в ножны. – В каком-то смысле, это делали и я, и Кранц Родейн. Даже герцог Содагар то же самое сделал, когда собрал ту толпу на площади.
– И всё же я на него не работал, – следопыт продолжал таращиться, пока лодка медленно дрейфовала по озеру. – Я им воспользовался – большая разница. Нам с Маришем пришлось это сделать, между прочим, чтобы выбраться из ловушки, которую ты нам устроил в Люведенне.
– Ну, и куда вас это привело?
Каддар погрустнел, как происходило всякий раз, когда он вспоминал о Марише. Химера даже подумал было, что их связывало большее, чем просто годы совместной работы. Но потом он узнал этот взгляд. Скорбь по павшему товарищу. Немой вопрос о том, мог ли он сделать что-то иначе. Невольное смирение с тем, что ничего не изменить. Кому, как не Лисам, знать это чувство?
– А про Люведенн я с тобой согласен, – Варион решил поменять тему. – Здорово я тогда придумал.
– Про «здорово» речи не было, – тихо рыкнул Каддар и вновь взялся за вёсла.
Всю ночь они плыли по озеру Миларад, окружённые кромешной тьмой. Беглецы по очереди меняли друг друга на вёслах, чему Химера оказался рад даже больше, чем ожидал. Всё же боль в руке ушла не полностью, и он пожалел, что не попросил у Аламы мешочек дурмана в дорогу. Варион не знал, как бы справился с плаванием без Каддара, но был доволен, что выяснять это не пришлось. Его план сработал, и следопыт во всех смыслах оказался с ним в одной лодке. Конечно, Каддар был уверен, что сам пришёл к такому решению. Ну и пусть – ведь в этом-то и суть всякой манипуляции.
Утро они встретили уже в нескольких верстах от гладкой береговой линии Хемелена. Варион подглядывал на приближающиеся шпили Крестедии, но мысленно возвращался на остров Истабаль. Он думал о товарищах, что остались там. А ещё – о Лийе и об Аламе.
Как же они там? Не попали ли в неприятности за то, что помогли ему выбраться? Наверняка, госпожа Смева не на шутку разошлась, когда оба её больных сбежали. Пускай. Когда он раскроет обман лорда Бримма, никому не будет дела до его вчерашней выходки. Никто же пока не умер.
Главное, чтобы и Сойка справилась со своей частью плана.
– Кажется, нам бы правее взять, – заметил Химера.
Каддар вёл лодку напрямик к ближайшей отмели, хотя пристани Крестедии оставались дальше к северу.
– Эй, господин следопыт! – воскликнул Варион. – Мы же хотели плыть до Крестедии!
– Ты правда считаешь, что нам стоит причалить в центре хемеленской столицы? – надменно спросил Каддар. – Странно, что ты до сих пор живой с такими рассуждениями.
Варион фыркнул, но спорить не стал. Насколько он мог знать, Каддар долго топтал Большую Землю, раз побывал и в Брекке, и в Соттории. То есть, по обе стороны от Западных Королевств. Наверняка, следопыт понимал, как выживать в таких разных странах, где правила менялись с каждой верстой. Сам Химера похвастаться тем же не мог, ведь он и Бассель толком не покидал целых двадцать семь лет. Каждый шаг по далёкой стране был для него прыжком в неизвестность.