В плену Левиафана
Шрифт:
Дверь под номером 31 оказалась незапертой, и, толкнув ее, Алекс сразу понял, что Кьяра была здесь. Еще до того, как острый луч вспорол пространство комнаты.
Духи.
Он хорошо помнил, как пахнут духи Кьяры, хотя их название вечно вылетало из головы. Всякий раз при встрече он уточнял чертово название, в последнее время — с дальним прицелом. Неплохо бы и для Ольги приобрести такие же. Но дальше благих намерений дело не пошло, даже на запись в еженедельнике его не хватило. И Ольга продолжает пахнуть так, как пахла всегда, — детским мылом и немного пивом. Вишневым пивом пахнут пальцы Ольги, темным портером — волосы, ключицы ощутимо отдают нефильтрованным светлым. Чем объясняется этот странный пивной феномен, Алекс не знает. Запах, идущий от Кьяры, намного сложнее: тут тебе и терпкие древесные ароматы, и немного
Вот и сейчас в спальне пахло сложносочиненными духами Кьяры. Нерезко, но ощутимо. Кроме метафизического запаха обнаружились и другие следы ее присутствия — более материальные:
— всепогодная куртка, сшитая из множества лоскутков с набивными рисунками. Веселое солнце, грустная луна; орнаменты из цветов и фигурки животных — совершенно нейтральные. Эту куртку Кьяра привезла из Непала пару лет назад;
— длинный, как кишка, рюкзак из мешковины, более известный как sailor bag [14] . Одна широкая лямка вместо двух; никаких внешних карманов, никаких застежек, ремешков и молний. Горло рюкзака стягивается обычной веревкой, но сам sailor bag — очень необычная вещь. Кажется, его подарил Кьяре кто-то из поклонников, имевший виды на долгосрочные отношения. До того как быть подаренным, sailor bag какое-то время выступал в качестве лота на одном из интернет-аукционов. И продан был задорого, учитывая возраст (ему не меньше ста пятидесяти лет, а то и все двести), историю (тут подойдет любая — романтическая, трагическая, эпическая, Алекс склоняется к романтической) и внешний вид. Состояние рюкзака — идеальное, он украшен вышитым парусником под названием «Romulus» и вышитой же розой ветров;
14
Сумка моряка (англ.).
— сумка Кьяры — вопреки ожиданиям, самая обычная, кожаная;
— ботинки Кьяры, очень похожие на альпинистские ботинки брата, фирмы «Scarpa». Разница заключается лишь в размере, насколько помнит Алекс — у Кьяры тридцать седьмой.
Куртка висит на стуле, кожаная сумка — на спинке кровати. Sailor bag оккупировал тот же стул, что и куртка, а ботинки и вовсе валяются посреди комнаты. Алекс несказанно рад вещам сестры, но еще больше он обрадовался бы самой Кьяре. Но Кьяры в комнате нет и спрятаться здесь негде — площадь помещения не слишком велика, что-то около пятнадцати метров. На ней расположились двуспальная кровать, узкий шкаф, кресло и комод. В отличие от немного пафосной и вычурной мебели мансарды эта — всего лишь функциональна, не более. Возможно даже, что Лео закупил ее в «Икее»; что он не особенно старался облагородить комнату и придать ей нарядный вид. Безликий постер с морским пейзажем, висящий над изголовьем, лишь подтверждает догадки Алекса. Но лучше уж такой пейзаж, чем кровожадная акулья русалка!..
— Кьяра! — тихонько позвал Алекс. — Кьяра, где ты?
Раздавшийся за спиной шорох заставил молодого человека вздрогнуть. Он едва не выронил из рук фонарик, но обернуться получилось не сразу — из-за сковавшего все члены страха. Потеряв несколько секунд драгоценного времени на то, чтобы справиться с собой, Алекс снова уткнулся в темноту коридора, проглядывающую из-за полуоткрытой двери. Полуоткрытой, а ведь Алекс точно помнит, что, прежде чем войти, распахнул ее настежь.
— Кто здесь?! — заорал он что есть силы. — Кьяра, черт!.. Опять твои шуточки?!
Они никогда не играли в прятки в кромешной тьме. И… Кьяра умеет двигаться бесшумно! Умела — в далеком детстве Алекса. Теперь же бесшумный опыт Кьяры помножен на медитативные Непал и Тибет; на бассейн реки Амазонки, где осторожность — единственный путь к выживанию. Или она нарочно инициирует смутные шорохи, чтобы напугать брата, выставить его трусишкой? Алекс с маниакальным упорством апеллирует к Кьяре просто потому, что апеллировать больше не к кому. Присутствие Лео — иллюзорно, мумию в кресле и вовсе можно сбросить со счетов. А Кьяра — вот она: ботинки, куртка, сумка, sailor bag, ваниль, сандал и подкопченные на открытом огне ложные нарциссы.
Алекс выскакивает в коридор, пытаясь уловить шлейф от духов, но шлейф ускользает. В коридоре нет никакого намека на присутствие Кьяры, ее концентрированный запах остался в комнате с табличкой «31». Что готовит ему дверь напротив?..
На ней тоже имеется табличка, но не с номером — с рисунком. Рисунок забран в плексигласовую оболочку и заботливо прикручен к дверной панели четырьмя саморезами. Все выглядит слишком основательно для пустяковой, почти мультяшной мазни: три тонкие горизонтальные линии символизируют морскую гладь, а над ними (над ней) возвышается часть мачты с двумя флажками. Один — в белую и красную клетку, другой — с голубым прямоугольником на белом фоне. Как предполагает Алекс, оба флага относятся к флагам международного свода сигналов, что, учитывая нежную любовь Лео к морской стихии, совсем неудивительно.
Удивительна надпись:
«NOTHING CAN BE DONE».
Хромающий на обе ноги английский Алекса тотчас выдает приблизительный перевод: «Ничего сделать нельзя». Еще один, чуть более облагороженный и литературный — «Ничего нельзя изменить», но даже от такого перевода веет унынием и обреченностью. Что странно, ведь Лео всегда казался Алексу оптимистом. Но в случае с мачтой и флажками на ней фраза звучит как констатация: аварийное судно скрылось под толщей вод, и вскорости исчезнут и флажки.
Что может ждать человека за дверью со столь духоподъемным слоганом?
Алекс так и не узнал, что именно: дверь оказалась запертой на ключ. Подергав за ручку и не добившись никакого результата, он осторожно постучал. Результат оказался ровно таким же: никто не отреагировал на стук.
И слава богу, неизвестно, как бы повел себя Алекс, если бы дверь вдруг распахнулась.
На ванную комнату у него не было никаких надежд, но именно там его поджидал кошмар, по сравнению с которым тотчас же поблекли все другие кошмары — подлинные и мнимые. Если бы он только знал, что последует после того, как он переступит порог злосчастной комнаты, то бежал бы прочь, не оглядываясь. Наплевав на ботинки Кьяры и на живущего в доме с третьего этажа. Но Алекс не знал, а от знания его отделяло меньше минуты; намного, намного меньше — всего-то секунд десять — пятнадцать. Их хватило на то, чтобы осветить прикрытый крышкой унитаз, плитку на полу и одежду на плитке. Она была сброшена кое-как, в ее ворохе угадывались контуры джинсов, рубашки и свитера. Кто-то — очень беспечный — решил принять душ. И возможно, принял, но не потрудился прибрать за собой вещи. Луч фонарика топтался и выплясывал на тряпичном гнезде, точнее, на одной из деталей, составляющих тряпичное гнездо.
Рубашка.
Черная рубашка с белыми вертикальными полосками. То есть это поначалу она показалась Алексу черной, и лишь затем — знакомой. Знакомой ее делал маленький якорь на нагрудном кармане. Точно такой якорь украшал карман рубахи, подаренной Джан-Франко. Только цвет подкачал — черный, а цвет рубахи будущего родственника был синим.
Или все дело в фонарике? В концентрированности яркого луча, убивающего нюансы?
Не успев додумать эту мысль, Алекс сместил пучок света к душевой кабинке, и то, что открылось ему…
Он не был готов к тому, что ему открылось. И кажется, на секунду потерял сознание, хотя удержался на ногах. О, боги, лучше бы он не возвращался в эту ужасающую реальность вовсе! Ведь в ней его ждал Джан-Франко.
И Джан-Франко был мертв.
Не просто мертв — это Алекс еще смог бы пережить, как он пережил в свое время смерть синьора Тавиани. Как пережил полчаса назад смерть мумии, оказавшуюся не слишком хорошо продуманным фейком.
С Джан-Франко дела обстояли намного, намного печальнее. Безнадежнее. Трагичнее. Он был не просто мертв — убит. Об этом свидетельствовала разлившаяся вокруг головы бармена липкая чернота. И снова яркий свет «Mag-Lite» донес до мозга Алекса искаженную информацию: будь свет другим — сразу бы стало понятно, что чернота вокруг головы не что иное, как кровь.