В погоне за собой, или Удивительная история Старика
Шрифт:
Вытащив сложенные в квадратики ночную рубашку и штаны, я помог Старику переодеться. Из-за полумрака его тело было видно плохо, но вот состояние ног меня просто ужаснуло. Даже в полутьме было видно, как покраснели и опухли его колени.
– Дать вам обезболивающее?
– Нет нужды,– отмахнулся Старик, морщась при этом. Из уголка правого глаза у Акеля вытекла слезинка.
– Почему вы терпите?– недоумевал я.– Вы же могли позвать меня, и я бы сразу вам помог. Зачем встали и подошли к двери? Почему не пьете обезболивающее?
– Часто боль – это хорошо. Мне она напоминает о том, кто я есть. И я хочу остаться мужчиной и терпеть ее, а не глотать таблетки горстями. Она давно хочет сломить меня, но пошла она к черту. То единственное, что сломило меня, произошло давно, и по сравнению с этим ноющие суставы и комка грязи не стоят.
Мне было интересно, о чем же таком он говорит, но для вопросов был и момент не подходящий, и состояние у меня было паршивое.
Накрывшись пышным одеялом, Старик положил руки поверх него, а после попросил включить светильник и взял с прикроватной тумбы увесистую «Американскую трагедию», прочитанную на четверть (судя по местоположению ляссе).
– Как соберусь спать, позову тебя через рацию,– сказал Акель.– Нельзя забывать о пилюлях. А пока убери всю посуду обратно на поднос и оставь его рядом с входной дверью снаружи дома. Прислуга заберет.
– Хорошо, Акель.
Когда я шел прочь из спальни, то чувствовал взгляд Старика, упершийся мне в спину.
Прикрыв за собой дверь, мне пришлось выполнять поручение. Не торопясь, я собрал весь оставшийся мусор и, сложив посуду, вытер тряпкой поверхность стола. Все это время попивал остатки вина. Заметив, что оно почти кончилось, позволил себе долить еще немного, после чего унес опустошенную наполовину бутылку на место, и выкатил тележку.
Открыв дверь и выйдя наружу, я услышал биение капель дождя о крышу и землю. Влажный воздух приятно ласкал ноздри и освежал голову.
– Клим!– вдруг послышался зов, раздавшийся из динамиков рации, заставивший меня прекратить довольствоваться погодой.– Иди сюда.
Вернувшись в спальню Старика, я заглянул внутрь.
– Включи телевизор,– увидев мое лицо, попросил Акель.– На флешке в одном из файлов есть подборка классической музыки. Включи ее,– я начал выполнять просьбу и услышал тихое шипение позади.– Чертов дождь.
Запустив первую композицию из перечня, «Лунный свет» Дебюсси, я так же по настоянию Старика опустил защитные ставни на панорамные окна, и только после этого он вновь меня отпустил.
Сходив на веранду за ноутбуком, я расставил брошенные шахматные фигуры по местам, после чего вернулся на кухню, прихватил бокал вина, и направился на второй этаж в выделенную для моего распоряжения комнату.
В мыслях на протяжении всего этого времени у меня крутились слова господина Вирта. Тогда я злился на него, и лишь спустя время осознал, насколько он был тогда прав и какой важный совет я получил в тот вечер. Тогда мне пришлось отхватить еще одну Божью пощечину, посланную через Старика.
VIII
Усевшись за письменный стол и не зная, чем себя занять, я буравил взглядом стену и размышлял, прокручивая слова Акеля в своей голове. Во мне боролись две личности, та, что была согласна с Виртом, и та, что считала его маразматиком и пустословом.
Прервал их дискуссию телефонный звонок. Лежавший на столе телефон завибрировал, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Взяв его, я посмотрел на дисплей и прочитал имя звонившего, после чего принял вызов и приложил смартфон динамиком к уху.
– Привет.
– Здравствуй,– раздался голос Итана.– Решил узнать, как у тебя дела.
– У меня все отлично. Сижу в комнате на втором этаже. Акель у себя, читает.
– Душенька, согласись?– послышался смешок.
– Ага, не то слово.
– Он чудной, первое время тебе будет непросто найти с ним общий язык, но потом все наладится.
– Не знаю, странно как-то заводить новое знакомство с оскорблений.
– Что?– в голосе друга я услышал искреннее удивление.– Какие оскорбления?
Я на несколько секунд призадумался. Раз Итан сразу не понял, о чем идет речь, значит Старик не заводил с ним такого разговора, как со мной. А пересказывать (жаловаться) не было желания.
– Да так,– попытался я закончить эту тему.– Считает себя самым умным, делает вид, что видит меня насквозь.
– Ах, ну, в это охотно верю,– засмеялся Итан, но смех у него был какой-то утомленный, словно у грузчика, пришедшего домой после тяжелой смены.– Господин Вирт действительно умный, но не настолько, как ему кажется. Он всегда говорит и смотрит так, будто знает какую-то тайну, раскрытую только для него одного. Иногда это раздражает, но неслишком часто, особенно когда начинаешь привыкать.
– С тобой все хорошо?
– Что ты имеешь в виду?
– У тебя какой-то странный голос.
– Уставший?– предположил Итан.
– Не знаю. Может.
– Утомляемость, друг мой,– собеседник хмыкнул, но как-то без веселья.– Мне уже за сорок лет, а это тебе не двадцать. Резервуары с энергией со временем истощаются, и с этим ничего не поделаешь.
– Может, спортом заняться? Я где-то слышал, что бодрость появляется, когда начинаешь вести активный образ жизни. Мол, так тело приспосабливается к постоянному движению. Мало двигаешься, мало энергии, чтобы не ерзать на стуле от изнеможения, много двигаешься, много энергии, чтобы хватало весь день находиться в тонусе.
Не задумываясь о том, что в комнате в целях безопасности могут быть размещены камеры, я вел себя, как дома. Выправил рубашку, расстегнул три верхние пуговицы, расслабил ремень, чтобы тот не впивался в живот, и закинул ноги на стол.
– Да ну, что за бред,– ответил Итан.– Выдумки. Мне никакой спорт не поможет, с возрастом бороться бесполезно, поверь мне.
«По-моему, кому-то попросту лень»,– подумал я, но тут же себя оборвал.
Разве можно так думать о друге? К тому же, я действительно не знал, о чем говорю, ведь Итан был старше почти на десять лет.