В поисках древних кладов (Полет сокола)
Шрифт:
— А зачем мне отправляться в путь прямо сейчас? — елейным голосом спросила она.
Зуга раскрыл рот, чтобы сердито огрызнуться, потом медленно закрыл и уставился на нее. Ее губы вытянулись в тонкую суровую линию, и широкие, почти мужские челюсти упрямо сжались.
— Не желаю спорить, — сказал он.
— Отлично, — кивнула Робин. — Так ты не потеряешь ни секунды своего драгоценного времени.
— Ты знаешь, на что себя обрекаешь? — тихо спросил брат.
— Не хуже, чем ты, — ответила Робин.
— У нас не будет товаров, чтобы заплатить за проход через племенные земли. — Она кивнула. — Это значит,
Зуга увидел, что в ее глазах мелькнула тень, но решимость сестры не поколебалась.
— Не будет палаток, чтобы укрыться от непогоды, не будет консервов, не будет ни сахара, ни чая. — Он знал, что это означает для нее. — Мы будем жить тем, что дает земля, тем, что сможем найти, убить или нести, и обходиться без всего остального. Не будет ничего, кроме пороха и пуль.
— Ты сделаешь глупость, если оставишь хинин, — тихо сказала она, и Зуга заколебался.
— Необходимый минимум лекарств, — согласился он, — и помни, это продлится не неделю и не месяц.
— С тем, что у нас осталось, мы, пожалуй, сможем идти быстрее, — тихо ответила Робин, вставая и отряхивая брюки.
Они хорошо распределили, что взять с собой, а что оставить, думал Зуга, переписывая и взвешивая новые тюки.
Вместо сахара он положил бумагу и письменные принадлежности. Вместо запасных сапог взял навигационные приборы, потому что на обувь, можно было поставить новые подошвы из сыромятной кожи буйвола. Хинин и другие лекарства, а также хирургические инструменты Робин вытеснили часть запасной одежды и одеял. Зуга отказался от бус и тканей, тщательно упаковав порох и пули, но сестра взяла с собой несколько хете бус.
Медленно росла гора оставленного снаряжения — ящики с банками джема, мешки с сахаром, консервы, сетки от насекомых, складные походные стулья и кровати, кастрюли, эмалированная ванна Робин и расписанный цветами ночной горшок, товары для обмена, материя меркани и бусы, ручные зеркала и дешевые ножи. Когда сортировка была закончена, Зуга в знак решимости и бесповоротности поджег груду оставленных товаров. Однако они смотрели на горящие вещи не без трепета.
Зуга пошел лишь на две маленькие уступки: взял с собой одну коробку цейлонского чая, потому что, как заметила Робин, ни один англичанин не отправится исследовать неведомые земли без этого изумительного напитка, и запечатанный жестяной ящик, в котором лежал его парадный мундир, так как от впечатления, какое он произведет на первобытных африканских властителей, порой могла зависеть их жизнь. В остальном они отказались от всего, кроме предметов первой необходимости.
Главными из этих предметов были боеприпасы: мешки первосортного черного пороха от «Кертис энд Мей», бруски мягкого свинца, формы для отливки пуль, колба с живым серебром для отверждения пуль и ящики с медными пистонами. Из оставшихся сорока шести носильщиков тридцать несли порох и боеприпасы.
Воины Яна Черута пришли в ужас, когда им сообщили, что отныне в своих полевых рюкзаках они будут нести не по пятьдесят, а по двести патронов к «энфилдам».
— Мы солдаты, а не носильщики, — высокомерно заявил капрал. Черут вразумил капрала металлическими ножнами длинного штыка, и Робин пришлось перевязывать неглубокие раны на его голове.
— Теперь они понимают,
Да, интересно будет узнать, сколько лишнего жира смогут они сбросить, размышлял Зуга, глядя на короткую, хорошо управляемую колонну. От головы до хвоста в ней было меньше ста пятидесяти метров, и скорость ее движения чуть ли не удвоилась. Основная колонна почти сравнялась в скорости с разведывательным отрядом Зуги — за первый день они отстали всего на пару километров.
В тот первый день они еще до полудня дошли до места буйволиной охоты и нашли там нечто большее, чем корзины с копченым мясом. Навстречу им из леса выбежал главный оруженосец майора, Мэтью; он был так взволнован, что едва мог говорить.
— Отец всех слонов, — невнятно бормотал он, трясясь, как в лихорадке, — дед отца всех слонов!
Ян Черут присел на корточки возле следа и усмехнулся, как гном после удачного колдовства. Его раскосые глаза почти исчезли, затерявшись в паутине морщинок и складок желтой кожи.
— Удача наконец нашла нас, — торжествовал он. — Это слон, о котором слагают песни.
Готтентот вытащил из оттопыренного кармана моток бечевки и измерил окружность отпечатка огромной ноги. След достигал больше полутора метров, чуть ли не метр восемьдесят в окружности.
— Удвой это и получишь его рост в плечах, — пояснил Черут. — Вот это слон!
Мэтью наконец сумел унять свое возбуждение и объяснил, что он проснулся сегодня на заре, в сером неверном свете, и увидел стадо, проходившее мимо лагеря в полной тишине. Три огромные серые тени, похожие на призраки, вышли из леса и исчезли в почерневшей выжженной лощине, где недавно полыхал пожар. Они ушли так быстро, словно их и не существовало, но их следы отчетливо отпечатались в мягком пепле пожарища.
— Там был один слон, больше и выше остальных, клыки его длиной с копье и такие тяжелые, что он низко опустил голову и двигался как древний старик.
Даже в одуряющей жаре выжженной долины, где, казалось, почерневшая земля сохранила жар пламени, Зугу от волнения пробрала дрожь. Ян Черут, неправильно истолковав его жест, глубокомысленно усмехнулся:
— Мой отец говаривал, что даже храбрый человек, охотясь на слонов, пугается трижды: первый раз — когда видит след, второй раз — когда слышит голос, и третий раз — когда видит зверя, огромного и черного, как магнетитовый холм.
Молодой Баллантайн не дал себе труда опровергнуть обвинение, он взглядом прослеживал направление следа.
Три громадных животных ушли по долине вверх, направляясь прямо к непроходимым скалам у гребня склона.
— Мы пойдем за ними, — тихо сказал он.
— Разумеется, — кивнул Ян Черут. — За этим мы сюда и пришли.
След вел их вверх по воронке узкой долины, по холодному серому пеплу, мимо голых почерневших ветвей сожженных кустарников жасмина.
Впереди шел сержант. Вместо полинялого мундира он надел короткую кожаную куртку без рукавов с кармашками на груди для патронов к «энфилду». Зуга шел следом, неся «шарпс» с пятьюдесятью патронами и девятилитровую бутыль с водой. В строгом порядке старшинства за ним шли оруженосцы, каждый нес одеяла и бутыли с водой, мешок с провизией, пороховницу и патронную сумку и, разумеется, большое гладкоствольное слоновое ружье.