В поисках Минотавра (сборник)

Михайлов Валерий Николаевич

И так будет продолжаться до тех пор, пока созидатель не осознает, что все отниматели и разводилы, независимо от того, в какие одежды рядятся – совершенно лишние, мешающие жить паразиты, что их высшая нравственность есть механизм предельно бессовестного паразитирования; что отниматели если и охраняют кого, так только себя, свои территории и своих разводил от соседних разводил и отнимателей, называя наделы Родинами и Отчизнами, и заставляя, в случае чего, созидателей ложиться костьми ради своих паразитов; и что именно его, созидателя, ценности являются единственно правильными и естественными, и что именно ради них, ради простого человеческого счастья, и стоит жить и трудиться. Вот только вряд ли когда созидатели это поймут.

С

речью дракона закончился и наш обед, незаметно переросший в ужин – когда мы вышли из «Чрева», была ночь, волшебная ночь полнолуния. Светло настолько, что можно читать. Луна казалась огромной, а звёзды… Не знающее нынешнего городского смога небо буквально щеголяло ими. Столько звёзд я не видел никогда, даже в горах, когда мы глубокой ночью с друзьями ехали на машине к морю. Глядя на всё великолепие, я буквально пьянел от восторга, и этому опьянению в подметки не годилось опьянение от прекрасной еды и вина. Мне вдруг захотелось раздеться догола и пуститься в пляс, но дракон…

– Постой, – сказал он, – кажись, пришло время оставить след на планете, – затем приспустил штаны и присел на корточки прямо на дороге.

– Ты не замечал, что наиболее одухотворённое выражение лиц у людей и животных бывает во время сранья? – спросил он, издав характерный ректальный звук.

– Я об этом как-то не думал.

– А зря. Посидишь, посмотришь на небо, и задумаешься: а не срал ли Ньютон под той самой яблоней в свой знаменательный час? ЛаВей, кстати, не дурак, посвятил этому процессу целую главу в своих «Записных книжках Дьявола». Читал?

– Читал, но не помню.

– Перечти. Прямо сейчас, как вернёшься домой, так и прочти. Я серьёзно, – добавил он, видя, что я без должного почтения внимаю его словам.

Митота пятая. Познание

Как же всё-таки хорошо, что наши органы не умеют говорить! – думал я на следующее утро в сортире, управляя струёй. – Представляю, что бы пришлось выслушивать от мочевого пузыря, печени, почек, лёгких желудка и прочей начинки, особенно на следующий день после весело проведённого времени. Но это всё было б фигнёй по сравнению с воплями члена, когда в поле зрения глаз попадалась какая-нибудь красотка. Тогда бы пришлось, наверно, носить не только трусы, но и специальные намордники с кляпами для членов. Правда, в этом случае пришлось бы такое выслушивать, пока ссышь… С другой стороны, органам не пришлось бы привлекать к себе внимание при помощи боли, а ради этого болтовню кишечника или члена можно и потерпеть. Но, как говорится…

Так и не решив, что говорится по данному поводу, я вернул героя в трусы.

Нет, всё-таки душа человеческая анатомически находится между кишечником и мочевым пузырём. А иначе с чего на душе становилось легче, когда опорожняешь то или другое? А раз так, то посещение туалета – дело сугубо духовное, и именно туалет является тем Истинным Храмом, где мы ближе всего к совершенно непонятной и немыслимой хрени, которую привычно называем богом.

Чихнув, я потерял нить рассуждения.

Пока я облегчался, в комнате свершилось очередное пришествие дракона, и когда я вернулся, он сидел на моей кровати и увлечённо читал или смотрел (не знаю, как называется то, что с ними делают) комиксы.

– Я собирался подать тебе кофе в постель, да по дороге напоролся на это, и зачитался, – сообщил он, когда мы поздоровались.

– Тебе понравились комиксы? – удивился я. В том, что никакой кофе он подавать не собирался, я был уверен на все сто.

– А тебе не нравятся?

– По мне, чтиво для идиотов. Супергерои, супрзлодеи и прочая хрень…

– А ты, значит, предпочитаешь толстые книги с большим количеством слов и минимумом картинок? – он улыбнулся не предвещающей ничего хорошего улыбкой.

– И что тебе в этом не нравится? – решился я

принять вызов, тем более, что выбора не было.

– Нет, с этим как раз всё в порядке. Кому-то нравится такое соотношение слов и картинок, – он кивнул в сторону комиксов, – тебе другое. Но то, что ты гордишься своим предпочтением… извини, меня забавляет.

– Почему?

– Возможно я и неправ, но, по моему скромному разумению, кино, музыка, живопись, литература и так далее, должны цеплять либо за душу, либо за ум, либо за то и за другое. А раз так, то для каждого хорошим является что-то своё… тем более, что эту ночь я посвятил изучению так называемой серьёзной литературы.

– И что? – спросил я, видя, что он ждёт реакции на свои слова.

– Лично я за редким исключением нашёл между комиксами и высокодуховными творениями только два принципиальных отличия, а именно разницу в соотношении количества слов и картинок, и то, что авторы комиксов достаточно адекватно относятся к своим творениям и не претендуют на роль вещателей Абсолютных Истин.

– Но подожди… – попытался я не согласиться.

– А чего ждать? Ты только посмотри на персонажи, которых выводят размышлители о судьбах человечества: кулак-мироед, буржуй-эксплуататор, вечно голодный пролетарий, и бедный крестьянин. А пожиратель евреев Адольф, или ростовщик, кровопивец-жид? Или вечно насылающий из любви к вам понос, золотуху и прочие радости Господь, вечно строящий вам козни дьявол. Разводила-поп или всегда знающий правду батюшка, и все те же опасный идиот-учёный и тупой спаситель отечества, мира и человечества. Или же бескорыстный, вечно ищущий Истину мудрец, и опять же вечно сражающийся за свой идеал воин. А также народ, как нечто однородное и реально существующее, такая же нация, царь-батюшка, дедушка Ленин, он же главный убивец века, и так далее. В зависимости от предпочтений автора, одни и те же «парни» выводятся или хорошими или плохими. Третьего не дано. Причём все образы настолько однобокие, плоские, и не имеющие ничего общего с реально существующими людьми и положением дел, что по сравнению с ними любые герои комиксов выглядят натуральными. А сюжеты? Пришёл пролетарий, трах-бах, дал в челюсть буржую и зажил счастливо с крестьянином, имея друг друга по очереди под завистливые шипения трусливого обывателя и худосочного интеллигента. Или, наоборот, жил-был счастливый русский народ, которым заботливо управлял Царь-Батюшка-Отец-Родной при помощи патриотов-аристократов и святой церкви, и тут, откуда ни возьмись, свалились с неба на народные головы злодеи-большевики, поубивали заботливых аристократов и фабрикантов, зверски убили семью царскую, надругались над церквями и над служителями бога, а потом принялись издеваться над оставшимися в живых людьми, загоняя силой в колхозы и прочий социализм.

«Пейзанки с визгом мочатся в кустах»!

Мыслители совсем не желают замечать однобокость, искусственность и натужность своих построений, и не только продолжают играть в социальный тетрис, рассовывая персонажей по соответствующим ячейкам классификационных таблиц, но и пытаются воплотить свою пургу в жизнь. Но жизнь – штука объёмная, да и человеческая природа, которую почему-то принято игнорировать, даёт о себе знать. В результате все преобразования заканчиваются тем, чем и должны закончиться по определению: резнёй и победой идиотизма над здравым смыслом.

Но эти мыслители хотя бы пытаются думать о вещах пусть непонятых, но осязаемых и существующих рядом, в том же пространственно-временном континууме; тогда как другие позарились на сущность вселенского бытия. Имея об устройстве мира лишь догадки и смутные представления, то есть не имея никаких оснований, они умудряются городить одни умопомрачительные словесные нагромождения на другие, упиваясь собственной крутостью, и считают эту хрень либо процессом познания бытия, либо откровением господа бога. Как будто можно умничая, познать мир!