В поисках Минотавра (сборник)
Шрифт:
– Совершенно верно.
– Так вот, – быстро продолжил дракон, чтобы Геннадий Петрович, не дай бог, не решил сам рассказать о своём детище, – на этом сайте только дифирамбы и цитаты, цитаты и дифирамбы, да такие, что тошнить начинает с первой строчки.
– Ну, так… – попытался сказать Геннадий Петрович, но дракон оборвал.
– Вы, как я понимаю, человек занятой, прибыли по делу, а я так и не удосужился, так сказать… – выдал он несколько извиняющимся тоном.
– Я, собственно, вот по какому поводу: Из достоверных источников мне стало известно, что именно жиды сначала помогли Гитлеру прийти к власти, а затем его руками сотворили тот самый
– То есть вы ищете защиты и покровительства?
– Именно, – оживился Геннадий Петрович, – защиты и покровительства. И как только мне стало известно о вашем прибытии…
– А откуда, позвольте спросить, стало известно? – строго спросил дракон.
– Надеюсь, вы позволите мне сохранить это в секрете…
– Ну, пожалуйста. Но вы точно уверены в том, что полученные вами сведения о коварных замыслах жидов на сто процентов достоверны?
– Могу поклясться на чём угодно.
– Этого не надо – достаточно вашего слова. Ладно, сделаю всё, что в моих силах, а теперь…
– Благодарю вас, и не смею больше отвлекать.
– До свиданья.
– Похоже, ты не очень любишь комиков? – спросил дракон, когда за посетителем закрылась дверь.
– Таких – нет, – ответил я.
– Ладно, – сказал дракон, – перейдём к повестке дня. Сегодня я буду занят своими делами, так что считай, что у тебя выходной.
Решив, что разговор закончен, он направился к себе, но я остановил его:
– Подожди!
– Ну, что ещё? – недовольно спросил он.
– Я о вчерашнем… После пилюли я ничего не помню.
– Хочешь узнать, что вчера было?
– Ну да.
– Ничего интересного. Ева дала тебе слишком большую дозу. Ты вырубился – и всё.
Что-то в голосе или в лице дракона заставило меня усомниться.
– Это точно? – спросил я.
– Точно-точно, – ответил он, и, не дожидаясь следующей реплики, нырнул в комнату.
Его «точно-точно» только усилило подозрения, вот только ни подтвердить, ни развеять их я не мог, а раз так…
Оставшись один, я поймал себя на том, что совершенно не знаю, чем заняться в свалившийся на меня выходной. За несколько дней инспекции я настолько привык везде следовать за драконом и делать всё, что он говорит, что вновь обретённая свобода показалась обузой… Наверное, похожее, но многократно более сильное чувство испытали люди, когда в пятьдесят каком-то году откинулся их усатый нянь.
Несколько лет назад я побывал в таком положении. Моя подруга, с которой я проводил свободное время, окончив учёбу в Ростове, вернулась домой. В первое время после её отъезда я, выходя погулять, ловил себя на том, что ноги по привычке несут к дому, где она снимала квартиру. А ведь мы даже не любили друг друга, а так, проводили время в совместных удовольствиях. С ней было прикольно. С ней было хорошо, несмотря на сумасшедшие выходки. Так, например, когда я, по её мнению, во время секса двигался недостаточно интенсивно, она начинала истошно орать: «Мув! Мув! Мув!» – подражая голливудским сержантам, и тыкать мне в ягодицы зубочисткой. Она постоянно цитировала всякую хрень, и, когда я поцеловал её в первый раз, выдала:
– Мокро.
Минет она называла «игрой в птичку», и, прежде чем взять в рот, внимательно, – не хватало только лупы или двойного лорнета, – осматривала «с ног до головы», а потом говорила «птичьим» голосом:
– Какой миленький червячок! Сейчас я тебя съем, мой малыш.
А ещё она любила играть в ковбоев. Во время игры надевала сапоги на тонких шпильках, усаживалась на меня сверху, и, пришпоривая каблуками, заставляла изображать необъезженного мустанга.
Я в отместку смешил её накануне оргазма, забавляясь тем, как она пытается совмещать смех и стоны, или кричал всякие глупости ей в письку, а потом прикладывал ухо в надежде услышать эхо…
Из зависания меня вывела мысль о доме, где я не появлялся несколько суток. Там настала пора делать уборку, да и вообще дом – это дом. Вот только попасть домой мне было не суждено. Примерно на полдороги меня окликнул мужчина лет тридцати, совершенно незапоминающейся наружности.
– Извините, молодой человек, вы не подскажете…
В следующее мгновение внутри меня что-то хрустнуло, в глазах вспыхнул и погас яркий свет.
Очнулся я привязанным скотчем к стулу в просторной комнате без окон. Из декораций – бетонный пол, отштукатуренные стены и бетонный потолок. Дверь находилась у меня за спиной, вне поля зрения. Передо мной стоял письменный стол, на краю которого с моей стороны сидела дамочка лет тридцати. Рост средний, изящная, лицо красивое, волосы короткие. Одета в серую блузку казённого фасона и такую же юбку почти до колен. На ногах – красивые модные туфли на десятисантиметровых шпильках. Несмотря на дурацкую одежду, её можно было назвать привлекательной, если бы не выражение больших тёмных глаз, от которого пробирало холодом до костей. Казалось, её глазами смотрела сама смерть. Рядом с дамочкой стоял электрический чайник с кипятком: из носика шёл пар. Освещала картину свисающая с потолка лампочка ватт ста пятидесяти.
– Ну? – спросила дамочка, окинув меня убийственным взглядом.
Похоже, она чего-то ждала. Скорее всего, подробного рассказа о делах дракона. Вот только, как говорится в фильмах, каждое сказанное слово могло быть использовано против меня, поэтому я выдал следующее:
– Послушайте, – плохо пытаясь скрыть страх, промямлил я, а было страшно до усрачки, – я понимаю, что вы – люди серьёзные, и скажу всё, что нужно, только скажите, что рассказывать.
– То есть ты готов рассказать всё?
– Совершенно верно.
– Вот только всё, что ты можешь рассказать, я и так знаю.
– Тогда чего вы от меня хотите?
– Чего я хочу, Тварь! – рявкнула она, ткнув меня ногой в грудь. Я упал вместе со стулом. – Я хочу, – продолжила она, поставив ногу на моё лицо так, что острый каблук упирался в кадык, – чтобы ты понял, мразь, что я могу сделать с тобой всё, что захочу, и только от того, насколько хорошо будешь повиноваться, зависит твоя судьба.
– Я понимаю, – пробормотал я в подошву туфли.
– Очень хорошо, что понимаешь, – сказала она, возвращаясь к столу, – а раз так, я хочу, чтобы для начала ты поцеловал мои туфли. Или предпочитаешь, чтобы я ошпарила кипятком твои яйца?
– Не надо кипятка, – взмолился я, чувствуя, что она не шутит, – я согласен целовать туфли.
– Согласен? Да ты, сука, должен умолять об этом одолжении!
– Пожалуйста, умоляю, позвольте поцеловать ваши туфли!
– Ладно уж, целуй.
– Но я не дотягиваюсь.
– А ты дотянись.
– Как?