В поисках Минотавра (сборник)
Шрифт:
– Квартира на третьем этаже. Дверь без номера направо. Тут никто никого не знает, так что входи смело. Она придёт минут через пятнадцать. Войди и жди в спальне. Когда войдёт, набрасывайся сразу. Старайся не разговаривать и не смотреть в глаза. И помни, для тебя она – только объект. Увидишь в ней человека – можешь облажаться. Понял?
– Да, – нерешительно ответил я.
– Тогда действуй.
Не буду описывать негнущиеся ватные ноги, трясущиеся руки, пятнадцатиминутный диалог с самим собой в стиле быть иль не быть… тварь я дрожащая, или право имею. Всё это, конечно, было, но обо всём сказано тысячу раз. Короче, ограничусь фактами, тем более что из-за обрушившегося на меня эмоционального шторма я помню произошедшее слишком размыто.
Как и говорил Кирилл, я вошёл в довольно милую квартиру, запер дверь на ключ и прошёл в спальню. Спальня понравилась, но запомнил я лишь фотографию в рамке на компьютерном столе. Только на этой фотографии моя будущая жертва была на несколько лет моложе, и в глазах сиял блеск счастья. С одной стороны её обнимал мужчина, а с другой – мальчик лет десяти. Глядя на фото, я чуть не расплакался, а потом еле сдержался, чтобы не рассмеяться истерическим смехом: тоже мне, плачущий насильник. Плачущий убийца ещё куда ни шло, есть такой фильм, но насильник…
Задержись она минут на тридцать, я бы, наверное, сошёл с ума, но она пришла вовремя. Я слышал, как в замочную скважину вставляется ключ, как открывается дверь, как она входит, стуча каблучками, как снимает туфли. Почему-то вспомнилась мама, как в детстве я ждал её с работы…
На душе стало так тошно, как никогда. Но надо было вставать, надо было действовать, надо было…
Мы встретились в коридоре. Она шла в комнату, из которой я выходил. Увидев меня, она вскрикнула от испуга.
– Если я этого не сделаю, меня убьют, – зачем-то сказал я.
Она оказалась не робкого десятка. Вместо того, чтобы кричать и молить о пощаде, бросилась в драку и сразу расцарапала лицо, чуть не оставив без глаз, и больно стукнула ногой по голени. (Как всё-таки здорово, что принято разуваться в квартирах!) В результате я за считанные мгновения превратился из насильника в жертву. Защищая себя, я двинул её кулаком по лицу, да так, что она грохнулась на пол со всех четырёх. Не дожидаясь, пока придёт в себя, я бросился на неё, двинул ещё раз, теперь в лоб, и, задрав подол, сорвал трусы. Затем торопливым движением расстегнул штаны и достал инструмент насилия, который от происходящего сжался так, что стал меньше, чем был во младенчестве. А так как насиловать, вылизывая клитор или обхаживая пальцами, не принято, я растерялся. Но не надолго. Схватив героя двумя пальцами за крайнюю плоть, я принялся остервенело тыкать его во влагалище, мысленно матеря всё и вся.
Остановил меня её смех. Она лежала и смеялась, и смеялась надо мной, причём совершенно обычным смехом, не истерическим.
– Чего ржешь, дура? – растерявшись, спросил я.
– Ты бы на себя посмотрел, горе-насильник, – ответила она сквозь смех.
– Извини, но если я этого не сделаю…
– Да ладно, считай, что у тебя зачёт.
– Что?!! – окончательно охренел я.
– Добро пожаловать в лабиринт.
– Так ты?..
– Очередная веха на твоём пути к себе.
– Ну и на хрена всё это? – чуть не плача, спросил я.
– Чтобы сбить с нервов мох.
– Лучше бы мне приказали тебя убить, – разозлился я.
– И это вместо благодарности.
– Какой ещё, блядь, благодарности! – взорвался я.
– Я тут ради тебя собой жертвую, по роже получаю…
– Да ты сама на меня набросилась.
– Скажи спасибо, а то бы ты свой стручок так и не вытащил.
А ведь она была права!
Наверно, если бы в тот момент, какой-нибудь случайно оказавшийся рядом мастер дзен дал мне палкой по голове, я бы стал просветлённым, но мастера поблизости не оказалось.
– Хочешь чаю? – спросила вдруг она.
– Даже не знаю, – ответил я.
– Ладно, пошли на кухню. Сам встанешь, или помочь?
– У тебя платье порвано, – вместо ответа сказал я.
– Издеваешься?
– Нет, но теперь знаю, что чувствовала Алиса в Стране Чудес.
За чаем я пришёл в себя, и даже сообразил, что мы незнакомы.
– Меня Костей зовут, – представился я.
– Неля, – назвалась она.
– Ты меня извини…
– Проехали, – оборвала она.
Дальше мы разговаривали о всякой всячине, как будто я просто забежал на чай. Кстати, несмотря на следы побоев, растрёпанный вид и разорванное платье, выглядела она значительно лучше, чем на фотографии, да и глаза стали не потухшими.
Меня так и подмывало спросить, зачем она участвует в таких спектаклях, но не решился. Попытка изнасилования – не повод требовать откровенности.
Перед уходом она дала визитку с адресом.
– Завтра ровно в восемь тридцать утра ты должен быть там, – сказала она.
Прощаясь, я улыбнулся, но не ей, а себе.
– Радуюсь, что не стал насильником, – пояснил я, увидев вопрос в её глазах.
– Подожди, – сказала она, и дружески поцеловала в губы.
Митота восьмая. Дрочи и улыбайся
Когда мнимая жертва и свидетельница моего позора закрыла за мной дверь, было начало одиннадцатого ночи. Я чувствовал себя, словно из меня выжали все соки, а на душе было настолько погано, что хотелось обо всём забыть и никогда не вспоминать. Настроение упало ниже плинтуса, и, вспомнив, как на военных сборах мы лечили меланхолию, наматывая километр за километром по пересечённой местности, я, несмотря на усталость, решил не вызывать такси, как требовало тело, а пройтись пешком. Тем более, что погода была великолепной. Жара спала. Дул лёгкий ветерок. А небесную иллюминацию не закрывало ни единое облачко. Правда, зудели комары, но куда без них? Комары у нас исчезают только перед появлением белых мух.
Ночевать я решил дома: раз дракон отдал меня на растерзание кодле сумасшедших баб, значит, я ему не очень нужен. Пока шёл, настроение понемногу начало подниматься. Зато дома…
Дома на меня напала нервная дрожь. Раньше со мной такое было только однажды: давным-давно, в лихие девяностые. Одна хорошая знакомая клюнула на предложение подзаработать деньжат в Турции. Там у неё, разумеется, отобрали паспорт, отлупили плётками, и заставили ударно трудиться на панельном поприще. Вернувшись, она рассказала обо всём мужу, значительно приуменьшив, конечно, свои трудовые заслуги. Но ему и этого хватило, чтобы разозлиться на виновного во всех грехах сутенёра. Решив с ним поговорить, муж взял меня в качестве моральной поддержки.