В поисках Рейчел Уоллес
Шрифт:
– Я отрицаю, что говорил что-либо подобное! – воскликнул Инглиш. – При пикетировании я осуществлял свое конституционное право на свободу слова и не произносил никаких угроз. Тогда как вы напали на меня.
Значит, он не забыл.
– Давайте не будем злиться друг на друга, мистер Инглиш. Можно обойтись и без этого.
– Я не хочу иметь с вами дела. Это нелепость – думать, что я что-нибудь знаю о преступлении.
– С другой стороны, – сказал я, – мы можем пойти другим путем. Можно все это обсудить в бостонской полиции. Там есть сержант по фамилии Белсон, он
А если вы будете его раздражать, он может даже посчитать необходимым запереть вас на ночь в кутузку вместе с пьянчугами, гомиками и прочей швалью.
– Мой адвокат... – начал было Инглиш.
– О да, – прервал я его, – Белсон просто впадает в панику, когда показывается адвокат. Иногда он начинает так нервничать, что забывает, куда посадил клиента. И адвокату приходится мотаться со своим предписанием по всему городу, заглядывая во все камеры при полицейских участках, и пачкать свое шикарное пальто блевотиной, чтобы найти своего клиента.
Инглиш открыл рот и тут же закрыл, ничего не сказав.
Я прошел и сел в его красно-золотое кресло с высокой спинкой.
– Как вы узнали, что Рейчел Уоллес будет выступать в библиотеке?
– Об этом было объявлено в местной газете.
– Кто организовал пикетирование?
– Ну, собрался комитет.
– Какой комитет?
– "Комитет бдительности" [23] .
– Держу пари, что знаю ваш лозунг, – сказал я.
– Постоянная бдительность... – начал он.
23
Организация линчевателей в США.
– Знаю, – прервал я. – Знаю. Кто глава комитета?
– Я председатель.
– Ха, и так застенчиво сказано.
– Спенсер, я не нахожу это смешным.
– Должно быть, у вас там прекрасная компания, – сказал я. – А сумеете ли вы отчитаться, что вы делали с девяти вечера в понедельник, если вас кто-нибудь спросит?
– Да, конечно смогу. Но я ненавижу, когда мне задают такие вопросы.
– Давайте.
– Что "давайте"?
– Давайте рассказывайте, что вы делали начиная с девяти вечера в понедельник.
– Разумеется, не стану. Я не обязан что-либо вам рассказывать.
– Лоуренс, вопрос об обязанностях мы, кажется, уже обсудили. Расскажете вы это мне или Белсону – мне лично все равно.
– А мне нечего скрывать.
– Смешно, но я знал, что вы это скажете. Впрочем, вы зря тратите слова. Ваши речи могли бы подействовать на полицейских, но не на меня.
– Ну что ж, – сказал он. – Мне нечего скрывать. С половины восьмого до четверти двенадцатого в понедельник я был на заседании комитета. Потом поехал домой и лег спать.
– Кто-нибудь видел вас дома?
– Моя мать, некоторые слуги.
– А на следующий день?
– В девять пятнадцать я был в "Олд Колони Траст", уехал оттуда в одиннадцать, играл в теннис в клубе, затем пообедал там же и вернулся домой после обеда, в три пятнадцать, и читал до ужина. После ужина...
– Хорошо, достаточно. Я, разумеется, проверю все это. С кем вы играли в теннис?
– Я не собираюсь впутывать в это дело своих друзей. Я не позволю вам травить их и оскорблять.
Настаивать я не стал. Здесь он уперся. Тут его с места не сдвинешь. Он не хотел, чтобы друзья в клубе знали, что его допрашивали, а такой парень, как Инглиш, будет носом землю рыть, чтобы защитить свою репутацию. Кроме того, все легко проверить: и клуб, и комитет тоже.
– Травить? – переспросил я. – Оскорблять? Лоуренс, как нехорошо. Я, конечно, не из вашей среды, но мне тоже присущ некоторый такт.
– Вы закончили?
– На сейчас – да, – ответил я. – Я проверю ваше, если позволите так выразиться, алиби и, может быть, займусь вами поподробнее. Совершенно независимо от того, нужно ли было вам это делать, сделали ли вы это и знаете ли, кто это сделал.
– Я подам на вас в суд, если вы еще раз явитесь ко мне, – пообещал Инглиш.
– А если вы каким-нибудь образом связаны с тем, что случилось с Рейчел Уоллес, – добавил я, – я вернусь и отправлю вас в больницу.
Инглиш прищурил глаза.
– Вы мне угрожаете? – спросил он.
– Именно так, Лоуренс, – ответил я. – Именно этим я и занимаюсь – угрожаю вам.
Инглиш с минуту смотрел на меня прищурившись, а затем произнес:
– Вам лучше уйти.
– Хорошо, – ответил я, – но помните то, о чем я сказал. Если вы будете мне мешать, я выясню это и вернусь. Если вы знаете что-нибудь, но не сказали мне, я выясню это, и вам не поздоровится.
Он подошел к двери и открыл ее.
– У человека в моем положении есть некоторые средства, Спенсер. – Он смотрел на меня по-прежнему прищурившись. Я с трудом понял, что он пытается изобразить суровость лица.
– Но этих средств будет недостаточно, – сказал я, прошел через вестибюль и открыл парадную дверь. Снегопад кончился. За домом, рядом с моей машиной, припарковался "плимут"-седан. Когда я подошел, окно опустилось, и оттуда выглянул Белсон.
– Так и думал, что это твоя колымага, – сказал он. – Что-нибудь узнал?
Я засмеялся:
– Я только что до смерти перепугал Инглиша рассказами о тебе, поэтому он со мной побеседовал. А теперь ты появился здесь собственной персоной. Он мог бы со мной и не разговаривать.
– Залезай, – предложил Белсон. – Сравним записи.
Я сел на заднее сиденье. Белсон сидел впереди на пассажирском, а за рулем замер какой-то незнакомый мне полицейский. Белсон не представил нас друг другу.
– Как вы сюда добрались? – поинтересовался я.
– Ты же сам рассказал Квирку о случае перед библиотекой, – ответил Белсон. – Плюс мы расспросили Линду Смит вместе со всеми остальными, она все подтвердила. Тогда мы позвонили в бельмонтскую полицию и обнаружили, что ты опередил нас на час. А что выяснил ты?