В Поисках Спока
Шрифт:
– Понимаю, – обреченно кивнул Зуду. Что толку теперь сопротивляться, кричать, суетиться?.. Да и при чем тут адмирал, если решение принято вышестоящими органами? Зулу понимал, что после того, как Стайлс поуправляет «Эксельсиором» и отличится на этом поприще, он не отдаст корабль уже никому.
Все это понимал и Морроу, сочувственно глядя на несостоявшегося капитана.
– Полковник, после того, как вся эта суматоха утихнет, я обещаю, что Звездный Флот обязательно вернется к вашей проблеме. Если не будет никаких неожиданностей, то ваше терпение и готовность сотрудничать с нами будут вознаграждены.
Зулу усмехнулся: вряд ли в ближайшем будущем появится корабль, похожий на «Эксельсиор». Потерять его однажды – значит потерять его навсегда Разговор о том, что все будет наверстано и исправлено, все обещания адмирала казались Зулу столь необоснованными и абсурдными, что он едва сдержался, чтобы не вспылить.
– Боюсь, я не дождусь вашего вознаграждения, адмирал, – саркастически заметил Зулу.
Не зная, как расценить слова собеседника, Морроу нахмурился. Зулу не стал ждать реакции адмирала на свои последние слова и, не прощаясь, направился к выходу из кабинета.
Открыв глаза, Данна Стюарт не сразу сообразила, что находится в доме матери. За окном занимался рассвет. Данна с удовольствием вдохнула аромат свежего сена, только что скошенного в поле за лошадиным выгоном. Какая-то пичуга, вдохновленная полной луной и пропевшая всю ночь, наконец-то умолкла.
Данна отбросила одеяло и, позевывая, нырнула в тонкий шелковый халат. В комнате ощущалась приятная прохлада. Построенные пятьсот лет назад стены материнского дома имели толщину никак не меньше метра, они прекрасно защищали от сырых холодных зим, обычных для Северной Шотландии, и служили препятствием для неожиданной жары этого лета.
Сладко потянувшись, Данна направилась к распахнутому окну. Под босыми ногами тоненько заскрипел пол. Из окна открывался удивительный вид на живописную долину.
Данна облокотилась на метровой ширины подоконник и взглянула на небо. День сегодня предвещал быть прохладным и солнечным. В такие дни хорошо мечтать и радоваться жизни, но Данну занимали далеко не веселые мысли.
Предутренняя заря осветила всю долину. На траву легла серебристая роса. От дома к ручью бежала узкая тропка, по которой сейчас медленно брел старый пони.
Данна вспомнила, как на каникулах она часто вот так же выглядывала в окна на заре и упивалась острым ароматом луговых цветов и свежескошенного сена, а ее маленький босоногий брат, оседлав своего Стара, уже галопом гонял по окрестным полям. Среди домочадцев наступал переполох, и вскоре противного и сопротивлявшегося мальчишку вносили в дом.
Данна грустно улыбнулась при воспоминании, как ей приходилось, прячась от приставаний брата, украдкой убегать к поджидавшим за перелеском товарищам. Когда Питер вырос настолько, чтобы понимать ее, они стали большими друзьями, и часто брат, открыв рот, слушал ее рассказы о Звездном флоте.
«Бедный мальчик, – думала Данна. – Бедный братишка… Нам было так хорошо вместе… Почему я так мало общалась с тобой, часто смотрела свысока и пошла своим путем? Питер, прости меня, пожалуйста…»
Данна взглядом нашла пони. Тропинка уже привела его на вершину недалекого холма. Пони был старым и упрямым. Когда-то он резво бежал по тропинке, что бы встретить Питера, возвращавшегося из школы. Гнедая спина преданного пони была украшена несколькими белыми звездочками-отметинами.
Данна спустилась по крутой скрипучей лестнице на первый этаж и, взяв на кухне морковку и кусок хлеба, вышла из дома.
Холодная роса, сверкающая в лучах взошедшего солнца, обжигала ноги. Тропинка бежала вдоль ограды выгона, затем повернула к холму. Вскоре Данна догнала старого пони. Преданный Стар остановился и поднял на нее глаза, в которых сквозило удивление. Данна протянула пони лакомства. Мягкими подвижными губами Стар осторожно взял кусок хлеба, проглотил его и потянулся за морковкой.
Данна потрепала старого любимца по холке. Когда-то на тропинке показывалась фигурка Питера, и тогда пони и мальчик, весело размахивающий портфелем, бежали навстречу друг другу.
«Бедный старый пони… – Данна посмотрела в преданные умные глаза животного. – Счастливчик… Ты не знаешь, что Питер больше никогда не возвратится домой. Может быть, ты когда-нибудь даже забудешь о нем…» Погладив пони в последний раз, Данна погнала любимца домой. Роса еще не высохла. В окнах родного дома отражалось яркое солнце. На коньке крыши отдыхал аист.
На кухне Данна налила себе чашку горячего кофе и сделала несколько сэндвичей, хотя и не чувствовала голода. С той минуты, когда она услышала о гибели брата, аппетит совершенно пропал и приходилось есть через силу.
Из соседней комнаты доносился тяжелый запах сырой глины и острый запах озона. Данна задумчиво провела пальцем по краям чашечки кофе. Свои скульптуры и художественную посуду мать всегда посылала в город, где работы обжигали в специальной радиоактивной печи, а затем покрывали глазурью, придавая им нужный цвет. Но вещи, предназначенные для использования в быту, мать обжигала в своей лаборатории традиционным способом – в обычной печке.
Когда Данна надолго покидала дом, мать проводила за своим любимым занятием целые дни и ночи. Скульптура и гончарное искусство наполняли ее жизнь и отвлекали от грустных мыслей. Иногда Данна заходила к матери в кабинет, и тогда они часами без умолку болтали о Питере и обо всем на свете. Но теперь, в эти черные дни, Данна не решалась потревожить покой матери.
Неожиданно с улицы донесся короткий воющий звук. Он был знаком Данне, но никогда не раздавался в материнском доме.
Из города в эти края Данна обычно добиралась поездом или автомобилем, хоть и могла воспользоваться чудом высокой технологии – лучом-траспортатором. Но кроме того, что такой способ был чрезвычайно дорог, он казался Данне еще и безумно скучным. Разве можно забыть, как в груди замирает сердце от бешеной скорости автомобиля, или острое чувство радости, когда поезд медленно ползет мимо знакомых с детства перелесков?!