В поисках Золотого тельца
Шрифт:
Бурмака крутнул ключ зажигания. Машина вяло зарычала.
Я стянул шарф с шеи.
– В твоём драндулете есть кондиционер?
– Конечно, - ответил он.
Я издал вздох облегчения. А он добавил:
– Но, к сожалению, он не работает.
– Надеюсь, ты шутишь.
Однако шутить Бурмака не умел. Я должен был помнить об этом.
К слову сказать, сам Андрей Бурмака свято верил, будто обладает хорошим тонким чувством юмора. Лично для меня оно было настолько тонким, что я его не всегда
– Знаешь, если б этот праздник происходил в желудке великана, то наутро его ждало бы сильное расстройство.
– В желудке великана? – переспросил я в полнейшем недоумении.
– Конечно, - ответил он.- В простом желудке мы бы не поместились.
И он расхохотался безудержно и громко. Я ничего не понял.
А как-то раз мы увидели рекламный плакат с изображением Высоцкого в роли Жеглова. С плаката Жеглов грозил пальцем, а внизу слоган - мол, пользуйтесь таким-то маслом. Ничего особенного.
Бурмака долго смотрел на плакат, а затем произнёс загадочную фразу:
– Это ж сколько он бабла срубил за эту рекламу?
– Кто? – спросил я.
– Высоцкий.
– Проснись и пой, - сказал я. – Ничего он не срубил. Он давно умер.
И тут Бурмака произнёс ещё более загадочную фразу. Он сказал:
– Не факт.
– То есть как это – не факт?
– А вот так. Ты видел, как он умирал? Лично видел?
– Нет…
– И я не видел. Он как «кот Шрёдингера» – и жив, и мёртв одновременно.
Так он сказал и хитро улыбнулся.
Для тех, кто не знает. Для тех, у кого, как у меня – неполное среднее. Один учёный – некий Шрёдингер – производил эксперимент с котом. Кот помещался в ящик, в котором имелся механизм, содержащий радиоактивное ядро и ёмкость с ядовитым газом. Всё устроено было таким образом, что существовало ровно пятьдесят процентов вероятности того, что за час ядро распадётся и тогда ёмкость с газом откроется и кот умрёт. Итак, пятьдесят на пятьдесят. И пока ящик не откроют, кот считается и жив, и мёртв одновременно. Лишь открытие ящика окончательно определяет состояние ядра, а следовательно, и кота.
Мне вот интересно, на кой болт вам надо знать всю эту вышесказанную хрень. Простите меня. Виной всему возраст. Мне тридцать четыре, я начинаю стареть и становлюсь нудноватым.
Глава 7
Первым в списке стоял Эдуард Ефимович Кантор. Пятьдесят девять лет. Финансовый директор фирмы «Сатурн».
Бурмака остался в машине. Прежде чем я добрался до приёмной господина Кантора, меня тормозили трижды одним и тем же вопросом.
В приёмной очаровательное курносое создание с голубыми глазами задало мне вопрос в четвёртый раз:
– Я могу вам чем-то помочь?
– Можете, - отвечаю, - но я у женщин денег не беру. Наверное, в моём роду были гусары.
Резиновая улыбка на лице секретарши стала терять свою растяжку.
– Прошу прощения?
Я поспешил перенастроиться на деловой тон:
– Мне поручено передать Эдуарду Ефимовичу приглашение от Романова.
– Да, - радостно воскликнула она. – Мне звонили. Вы записаны на двенадцать ноль-ноль.
– Я не могу ждать двенадцати часов. Давайте без бюрократии.
Я шагнул к дверям кабинета. Секретарша решительно преградила мне дорогу, встав на пути, и даже расставила в стороны руки, словно я был мяч, а она голкипер.
– Эдуард Ефимович не любит спонтанных посетителей!
– В том-то и дело, что я скорее курьер, и для меня время, как для него деньги.
Она поколебалась ещё мгновение и сказала:
– Хорошо. Я пойду, сообщу о вас.
– Отлично.
– Как вас представить?
Естественно, я не удержался:
– Представьте меня в костюме аквалангиста.
Она недовольно нахмурилась и поджала губы. Я сказал:
– Перестаньте. Этой шутке лет сто. Старость надо уважать. Хоть улыбнитесь ради приличия.
– Советую вам не вести себя подобным образом в кабинете. Эдуард Ефимович этого не терпит.
– Ладно.
Очаровательный голубоглазый Цербер исчез на минуту за дверью кабинета своего шефа.
Надо же, подумал я. Красивая и холодная.
Наверное, в прошлой жизни была фарфоровой статуэткой.
Статуэтка в прошлом… вышла из кабинета и пригласила меня внутрь.
В кабинете всё сияло и сверкало. Стекло и пластик. Блестело даже большое белое кресло, в котором сидел маленький сухонький мужчина с глубокими залысинами на голове. Залысины тоже блестели, словно их надраили полиролью. На стене позади Эдуарда Ефимовича висел портрет с изображением Кантора. На портрете он выглядел более внушительным. На фоне портрета оригинал сильно проигрывал.
Я начал прямо с порога:
– Здравствуйте, вы меня не узнаете? А между тем, многие утверждают, что я поразительно похож на своего отца.
Он то ли не читал Ильфа и Петрова, то ли не хотел поддерживать игру.
– Прекратите этот цирк, - сказал он. – У меня на это нет времени.
– Даже не верится, что у вас чего-то нет.
А в голове крутилось бендеровское: «А старик-то типичная сволочь».
– Не смею вас задерживать, - сказал я. – Будете у нас в Самаре – милости прошу. В вашем распоряжении яхта и флигилёк с прислугой.
Я вытянул из внутреннего кармана пиджака конверт с приглашением.
– Как вас зовут?