В понедельник рабби сбежал
Шрифт:
— Мы хотим поговорить с вами, — сказал Стедман. — Я хочу.
Адуми поколебался мгновение и пожал плечами.
— Тогда входите, — и отступил в сторону. Рассеянным, извиняющимся жестом он показал на разбросанные по полу газеты и беспорядок в комнате. — Жена в больнице.
— Поэтому надо устраивать свинарник, чтобы Сара взялась за уборку, как только вернется? — накинулась на него Гитель. — Ты боишься, что она не найдет, чем заняться?
— Я собирался убрать до ее возвращения, — смиренно сказал он.
— Я уберу.
Она принялась подбирать газеты. Адуми указал мужчинам на кресла.
Пару минут они наблюдали за ней, и затем Стедман сказал: — Мой сын, Рой…
Адуми резко оборвал его.
— Ваш сын пытался пересечь границу с враждебным государством. Когда страна в состоянии войны, это дело военных властей и военного суда. Я не имею к этому никакого отношения.
Но Стедман не дал себя запугать.
— У меня есть информация, что дело ведете вы. А у меня надежный информатор, — спокойно сказал он. Прежде чем Адуми успел ответить, он добавил: — Эта попытка сбежать за границу — ваших рук дело?
— Что вы хотите этим сказать? — Но Адуми не разозлился, он усмехался.
— Я хочу сказать, что очень уж она пришлась к месту. Полиция допросила его по поводу взрыва и затем удачно позабыла вернуть ему паспорт. Если бы у них были какие-то вещественные доказательства, связывающие его с этим делом, они арестовали бы его прямо на месте. Но поскольку они так не сделали, я не исключаю возможность, что вы подтолкнули его сделать какую-нибудь глупость, побег, например.
— Невиновные не убегают.
— Если их не напугать. Этот его арабский друг, он из ваших людей? Он, случайно, не агент-провокатор?
— Мы не стреляем в собственных агентов. Вы смотрели слишком много фильмов о шпионах, мой друг.
— Все, что может выдумать голливудский режиссер, может прийти в голову и сотруднику службы безопасности. Он мог даже притвориться, что ранен.
— О, его действительно ранили, поверьте мне. Но он жив, и его можно допросить.
— И уже допросили, я думаю, — сказал рабби.
Оба мужчины повернулись к нему, а Гитель оторвалась от работы.
— Что вы хотите сказать?
— Если он был серьезно ранен, — скромно начал рабби, — вы допросили бы его немедленно, чтобы наверняка получить от него то, чего хотели, прежде чем он умрет. А если рана не опасна, я не думаю, что вы стали бы ждать, пока он полностью выздоровеет. Поэтому я думаю, что вы его допросили, и он явно не сказал ничего, что указывает на причастность Роя. иначе вы не говорили бы сейчас про переход границы — если бы у вас имелись более серьезные основания для обвинения.
Гитель прекратила уборку, одобрительно кивнула племяннику и уселась в кресло. Адуми тоже посмотрел на него с уважением.
— Это раввинский пилпул [58] . Вот уж не думал, что вы, американские раввины, занимаетесь такими вещами. Я не говорю, что вы неправы. — Он немного подумал. — Но допрос еще не окончен…
— Конечно, —
— Мы здесь не применяем такие методы, — зло сказал Адуми.
58
Пилпул — диалектические рассуждения, казуистика. Прием, применяемый при изучении Талмуда.
— Такие методы применяет любая полиция, как и любой задающий вопросы — подсознательно, даже учитель, кстати, — спокойно сказал рабби. — Я не знаю, что вынудило Роя покинуть Иерусалим. Может быть, его убедил этот арабский друг, которого, не исключено, ваши люди тоже напугали. Или еще по какой-то причине. Но если преступление Роя в том, что он пытался покинуть страну, это, конечно, не тяжкое преступление. Вы же не держите здесь людей силой, как в странах Железного занавеса. Вы просто требуете соблюдения формальностей, если они хотят уехать. Так что с этой точки зрения все, что у вас есть против него, — он не выполнил официальную процедуру. Что это влечет при обычных обстоятельствах? Судебное внушение? Маленький штраф? Несколько дней тюрьмы? Значит, вы держите его по какой-то иной причине. И это может быть только взрыв в квартире на соседней улице. Так что если можно доказать, что он с этим не связан…
— И как вы собираетесь это доказать?
Рабби подтолкнул Адуми экземпляр «Хаолам».
— Это доказывает фотография. Вы ее видели?
— Я ее видел. Здесь есть что-то, что доказывает, будто ваш человек не мог это сделать?
Он взял журнал, и пока изучал снимок, все молчали. Он вышел из комнаты и через минуту вернулся с лупой. Он просмотрел через лупу каждый квадратный дюйм снимка, водя головой из стороны в сторону, а они молча ждали. Наконец, он отложил лупу и журнал и вопросительно посмотрел на рабби.
— Перед уходом доктор уложил его в постель, — начал рабби. — Он решил, и все вы согласились, что Мимавет, должно быть, встал с постели, чтобы налить себе выпить из бутылки на полке.
— И что?
— А то, что когда из бутылки наливают, ее держат не так.
Адуми опять поглядел на снимок.
— Если бы он наклонил бутылку, виски потекло бы у него по руке, — сказал рабби.
— А может, он собирался взять бутылку с собой, поставить на полу и время от времени отпивать по глоточку. — На Адуми довод рабби явно не произвел впечатления.
Рабби медленно покачал головой.
— Нет, этого он тоже не собирался делать. Бутылка стояла на полке. Ваши квартиры одинаковы, и полка там, как и эта… — Он умолк и подошел к полке, которая была выше его плеча. — На снимке он держит бутылку как булаву, опустив большой палец…
— Булаву? Ах да, понял.
— И естественным образом, не вывернув руку и плечо, он не мог достать ее с полки. Вы намного выше, но и вы не сможете.
Адуми встал, подошел к полке и попробовал.
— Ладно, — согласился он. — Тогда почему…