В прицеле – Олимпиада
Шрифт:
Берзеков погрустнел еще больше.
— Понятно, — сокрушенно произнес он.
— Что тебе понятно? — усмехнулся Поручик. — Спасать кому-то жизнь — это часть моей профессии. Не основная часть, а, так сказать, побочное производство. Главная моя задача — убивать. Людей, животных…
— А животных-то за что? — не понял Берзеков.
— Вижу, что ты никогда не встречался в море с обученным боевым дельфином. И впредь тебе того же желаю… Так вот, возвращаясь к интересующей тебя теме, отмечу: если бы я женился на всех спасенных
— Правда? — с нескрываемой надеждой спросил Науруз.
— Чтоб мне до смерти в старлеях ходить, — поклялся старший лейтенант. — Ты влюбился, что ли?
Подполковник неожиданно залился краской, как первоклассница. Поручик с сочувствием покачал головой:
— Не завидую тебе. Она теперь звезда. Президентские яхты крестит, с премьером общается… А он мужик хоть куда.
Берзеков резко дал по тормозам.
— Ты что? — Поручик чуть не треснулся лбом в лобовое же стекло.
— Приехали, — сообщил Науруз.
— А, ну спасибо. Ты меня не жди. Вдруг их дома нет, придется до победного под дверью сидеть… Один раз я к ним заходил, не застал. Сейчас второй. В третий раз я вряд ли смогу сюда выбраться, — сказал ему Голицын. — А отсюда как-нибудь сам доберусь.
Науруз кивнул и тронулся с места. Поручик проводил его взглядом и направился искать дом с нужным номером.
16. КОВРИКИ С СЮРПРИЗОМ
Семья кругосветника-одиночки жила на втором этаже трехэтажного дома. Поднявшись по лестнице и позвонив, старший лейтенант только тут сообразил, что, кроме имени яхтсмена, он ничего не знает. Неудобно получалось.
Дверь открыла Клавдия:
— Привет. А Липка давно ушла. Ты что, с ней не встретился?
— Встретился. Ее Правдин пригласил свой прогулочный линкор крестить. Потом банкет. Сейчас, наверно, за стол садятся. Не все, а только те, которые морской болезнью не страдают.
Он ответил автоматически и только потом сообразил, что шел не к Клавдии, а к жене Виктора. На всякий случай он выглянул за дверь и посмотрел номер квартиры. Совпало. Спускаться вниз и сверять название улицы он не стал, а просто спросил. Вопрос получился дурацкий.
— Слушай, Клав, а ты Виктора знаешь?
— Нет, — ответила она. — Я его совершенно не знаю. Хотя живем уже десять лет. Постой, а ты откуда его знаешь?
Поручик пожал плечами и уставился в потолок.
— Да так, в море встречались. Он меня просил к вам заглянуть, привет передать. Он у тебя прощения попросить хотел…
Клавдия вдруг зарыдала. Не по-бабьи, а так, как иногда это делают крутые брутальные мужики. Взрыднув, она перешла в нормальный женский режим, прижала к глазам передник и ушла в другую комнату. Поручик так и остался стоять дурак дураком.
Он переминался в прихожей, не зная, что предпринять, когда открылась входная дверь. В квартиру шагнул понурый лопоухий подросток. Скорее ребенок.
— Мам, я пришел! — крикнул он с порога.
Голицын пригляделся и решил, что больше он никогда и ничему не станет удивляться. Перед ним был Тузленок.
— Здорово, — протянул руку Голицын. — Давно не виделись.
— Ух ты! — воскликнул паренек. — Поручик! — И тут же спохватился: — А ты как меня нашел? А чо тебе надо?
Тон его стал хотя и не враждебным, но пугливо-настороженным.
— Батя твой просил заглянуть к вам, привет передать, — успокоил он пацана.
— А что же ты мне там, на дамбе, не сказал? — все еще недоверчиво спросил Тузленок.
— Откуда же я знал, что ты сын Виктора?
Из ванной комнаты показалась Клавдия. По ее лицу уже нельзя было бы сказать, что она только что плакала.
— Петя, мой руки и обедать, — распорядилась она и посмотрела на Поручика. — Тебя тоже касается.
Борщ был невероятно густым, с жирной поджаркой, густо заправленный сметаной. Поручик намазал на кусок черного ноздреватого хлеба слой горчицы, отправил в рот и поперхнулся.
— Ядреная, зараза!
Все засмеялись. Клавдия, глядя в тарелку, осторожно спросила:
— Как он там?
— Скучает, — ответил Поручик. — Я бы даже сказал, тоскует…
Она отложила ложку.
— Господи, ну почему он такой дурак? Дома он тоскует по своему морю, а в море — по дому…
После домашних котлет с макаронами и абрикосового компота Поручик предложил помыть посуду.
— А то я что-то совсем замучился от безделья.
Тузленок, преисполненный удивления, вызвался вытирать вымытые старшим лейтенантом тарелки.
Клавдия поначалу и слышать об этом не хотела, потом махнула рукой:
— Валяйте. А мне барахло привезенное разобрать надо. Второй день тюки стоят не распакованные.
И покинула кухню.
Бригада посудомойщиков взялась за дело. Тузленок мрачно тер полотенцем глубокую тарелку. Поручика он наградил тяжелым, исподлобья, взглядом.
— Слышь, Поручик, а ты ведь матери наврал, что отца видел?
Старший лейтенант был удивлен.
— Почему?
Тузленок многозначительно усмехнулся:
— Он же одиночник. Что я, маленький, не понимаю? Вдвоем там нельзя. Нарушение правил.
— В каждом правиле имеются свои исключения. Мы с ним даже с пиратами повоевали.
— Не врешь? — глаза Тузленка загорелись восторгом.
— Я вообще никогда не вру, — заверил его Поручик. — Мне это без надобности. И тебе врать не советую. Кто врет, должен иметь очень хорошую память. А таких людей очень мало. Память постоянной тренировки требует. Вот, к примеру, у тебя что по «инглишу»?
Тузленок надулся и засопел.