В прятки с отчаянием
Шрифт:
— Вижу тебе лучше, — поднимаясь на ноги, сказала Тания. Ей было неловко, досадно, а еще немного обидно — не так просто ей далось его врачевание, она, кажется, опять пустила его в свою голову, раз он управлял ее руками и говорил, что надо делать, не давая терять сознание. Снова она поддалась, в очередной раз не устояла перед ним, хотя по-хорошему, надо было его послать куда подальше…
— В качестве благодарности, я не буду вызывать у тебя страхи, — осчастливил ее Зейн, а Тания фыркнула. Ах, ну да, как же она могла забыть, он же читает ее мысли. И все что она думает и чувствует для него просто открытая книга. — На самом деле не совсем… — вдруг совершенно нормальным голосом, без тени превосходства и уничижения, проговорил мужчина. — Без
— Знаешь… — Тания изо всех сил пыталась сдерживать гнев, но получалось так себе. — Если ты хочешь, чтобы я тебе и дальше помогала, перестань называть меня «примитивной самкой».
— Но ведь это так… — ухмыльнулся Зейн, пожав здоровым плечом. — А как же мне тебя называть тогда?
— Мне очень нравится, как звучит мое имя… — «в твоем исполнении», хотела добавить она, но начав говорить, только к середине фразы поняла, как все это звучит двусмысленно. А потом, немного подумав, махнула рукой — все равно он все знает, чего теперь стесняться…
— Ладно, — самодовольно ухмыльнувшись, Зейн огляделся и поморщился от вида грязных тряпок на полу. — Нам надо двигаться дальше. До базы еще день пути, а оказаться на станции нужно как можно быстрее. Переместителя больше нет, так что придется идти пешком…
— С одежды течет вода. И тебе нужно вылечить плечо, ты совершенно прав — если помрешь прямо посреди леса, я вряд ли выберусь оттуда.
— Не волнуйся, уже не помру. Безупречные быстро восстанавливаются, в отличие…
— Да, я уже поняла. Может, ты оставишь на минуту свое высокомерие и просто немного поешь? — Тания показала на металлическую кружку и галеты, которые она вытащила из сундука. — Или безупречные настолько бесподобны, что могут сутками жить без еды?
Зейн ничего не стал отвечать ей, только мотнул головой, но девушка успела заметить веселые искорки, прятавшиеся у него в глазах. Она не ошиблась в нем: за то время, пока они пререкались на базе и пока они были здесь, она успела заметить — где-то в глубине его сознания прячется нормальный, обычный парень, хоть сейчас он снова делал все, чтобы быть похожим на робота во плоти.
— А ты, значит, вот таким меня видишь? — запивая водой галету и не поворачиваясь к ней, пробормотал Зейн. Странно, с чего бы ему вдруг стало это интересно? Не то чтобы он сильно впечатлился тем, что она спасла его, но…
В какой-то момент, теряя сознание от потери крови и боли, он понял, что нужно брать дело в свои руки. Проникнуть в голову к примитивной не требовало много усилий, как сделать, чтобы она слушалась — тоже… И неожиданно… Обнимать ее было забавно, направлять небольшую руку девушки, чувствовать ее всю изнутри. Он так и не смог достать стиратель памяти, а потом стало не до этого. И вот теперь его тело снова отзывалось на ее близость, на воспоминания о ее поцелуях. Он наблюдал, как она пыталась отжимать их одежду, развешивая ее повыше, как мокрые тряпки, намочив ее грудь, четко обозначили выпуклости сквозь рубашку, и против воли принимался чаще дышать, вбирая воздух тонкой струйкой через нос, дабы не выдать своего состояния. Девушка волновала его, даже очень, он понимал это и боролся с собой, как мог. Как умел. Раньше ничего подобного ему делать не приходилось, холодный и расчетливый ум диктовал ему условия жизни, войны и победы. А теперь… было очень трудно отводить взгляд, сжимать челюсти до скрипа и бороться со своими инстинктами примитивного… Это было в разы сложнее, чем управлять другими ментально. Гораздо сложнее…
— Что ты имеешь в виду? — спросила девушка, покачнувшись на не очень устойчивой лавке и, сохранив равновесие, на секунду прижала к себе мокрый плащ Зейна. От одежды пахнуло тем единственным ароматом, который она так хорошо запомнила за те два коротеньких момента его близости
Задумавшись и не рассчитав свои силы, потому что мокрый и довольно большой плащ оказался совершенно неподъемным, Тания, попытавшись его повесить на перекрытие, поняла, что заваливается назад. И если бы Зейн все это время не пялился на нее, то, скорее всего, она грохнулась бы с лавки, однако… Вместо этого оказалась в сильных, окутавших ее в одно мгновение объятиях, прижатая к мощному телу, ощущая, как сбилось его дыхание от мгновенного скачка к ней. Мда, ничего себе реакция, надо же, успел…
«Нам ведь не надо, чтобы ты себе что-нибудь сломала, — вдруг врезалось в ее голову, и она поняла, что Зейн говорит с ней, не разжимая губ. — Ты, конечно, не тяжелая, но несколько миль я тебя на горбу не протащу…»
Тании стало смешно. Он поймал ее, не дал упасть, а теперь будто бы оправдывался за свой порыв. Но как же хорошо в его объятиях. Как же не хотелось даже на миг прерывать их. Она замерла, страшась сделать хоть одно движение, не желая, чтобы он оттолкнул ее, но Зейн, поставив девушку на ноги, не спешил отнимать своих рук от стройного тела. Маленькая, примитивная самка, отчего так тяжело находиться рядом с ней? И совершенно не хотелось ее отпускать, а хотелось… совсем, совсем другого…
Кочевница прикрыла глаза, глубоко вздохнула и, набравшись смелости, повернулась к нему лицом. Руки он убрал, но не отошел, будто ждал чего-то или… колебался, не решался на что-то большее. Девушка не поняла этого, но сейчас многое отдала бы, чтобы понять, о чем он думал, ее взгляд ощупывал его лицо, стараясь найти на нем признаки человечности, однако… Ничто не выдавало в нем желания или тепла… Или он слишком тщательно это скрывал…
— Все равно спасибо, — прошептала она, опустив глаза, но потом все же снова посмотрела на него. — Я успела испугаться…
Не отпрянула, не отскочила, и он точно знал, что ей нравилось, когда он обнимал ее, прижимая к своему телу. Осознание этого отчего-то было очень волнующим, сейчас, именно в эту вот минуту, ему нужно было бы отойти от самки, отвернуться, отвлечься и забыться, но он продолжал стоять, возвышаясь над девушкой, рассматривая ее постепенно краснеющие щеки, вдыхая запах, плотский, почти животный, и никак не мог заставить себя действовать здраво.
— Это было нетрудно, — тихо проговорил он ей в макушку, потому что она опять опустила голову, не выдержав его взгляда. — Тания, — он приподнял ее лицо за подбородок, подцепив его пальцами, и заставил посмотреть на себя. Остро, почти до боли, Зейн чувствовал ее желание, и это лишало его воли похлеще, чем сам он мог воздействовать на людей. Темные в сумраке глаза девушки смотрели опасливо, а на дне радужки цвета нежной охры искрилось желание так откровенно, что сердце помимо воли начинало биться чаще. — Ты хочешь поцеловать меня, я знаю, — все его мысли сейчас сконцентрировались на ее губах, которые чуть приоткрылись от волнения из-за его близости.
— Да, — не стала отпираться Тания, понимая, что это бесполезно. — Ты опять воздействуешь на меня? — вопрос прозвучал так тихо и робко, что Зейну пришлось его понять скорее из ее мыслей, нежели на слух.
— Я обещал не трогать твое сознание. И не контролирую тебя сейчас. Потому и спрашиваю, почему ты хочешь этого?
Близость девушки действовала странно. Дико кружилась голова, Зейн уже стал бояться, что открылась рана и он опять теряет кровь, но нет, с плечом все было в порядке. Она примитивная, он не должен хотеть как-либо вступать с ней в контакт, не должен даже думать об этом, но запретить себе не думать о непонятном ему голоде оказалось абсолютно не мыслимо. Ему, безупречному, властвующему над чужим сознанием, высшему человеку, который мог остановить кровь из раны и излечить себя после огнестрельного ранения, сейчас тело отказывалось подчиняться совершенно.