В прятки с отчаянием
Шрифт:
— Что делаю? — его отстраненный, холодный тон смущал девушку, и она оглянулась в поисках своей рубашки. Заприметив элемент своего небогатого гардероба на полу, Тания стремительно поднялась с мужчины и завернулась в одежду, будто это жалкое тряпье могло как-то ее от Зейна отгородить.
Зейн столкнулся с целой бурей самых различных эмоций самки, от удовлетворения и эйфории до обиды и страха. Это было странно, непривычно и он поспешил отключиться от нее, так как силы еще не до конца восстановились, а читать столь разноречивые мысли было трудно. Но он должен был понять, должен выяснить!
— Ты заставляешь меня чувствовать себя примитивным. Как ты это делаешь? — голос его спокойный,
— Ничего такого я не делаю, — отворачиваясь, проговорила Тания, чувствуя острую обиду от его отстраненного вида.
— Я не должен опускаться до примитивных самок. Это ухудшает чистоту клана. Ты звала меня в той хижине, где ты оказалась в опасности, ты звала меня здесь, ты допустила, чтобы между нами произошло… это, — Зейн запнулся, и сказал это так, что у девушки на глазах выступили слезы. «Это»… Просто офигеть, можно подумать он этого не хотел! — Я должен понять, если ты умеешь манипулировать самцами, мне важно знать, как ты это делаешь!
Зейн стремительно подошел к совершенно потерявшейся кочевнице и, грубо схватив ее за плечи, встряхнул как липку. Тания испугалась, но вида не подала, да и бушевавшие в ней чувства притупили страх настолько, что она нахмурилась и дерзко глянула на него.
— Да ничего такого я не делаю, ясно? Просто хотела тебя, что тут такого, это естественно…
— Черта с два! — сорвался мужчина на крик, и Тания с удовольствием поняла, что его умение держать себя в руках трещит по швам. — Это все… слишком низко и примитивно, ты меня заставила…
— Я тебя не заставляла. Просто ты становишься человеком, разве это плохо?
— Что плохо? — опешил Зейн, не ожидавший от девушки такого странного ответа.
— Почему ты решил, что быть человеком плохо? Разве тебе плохо было со мной?
Тяжело выдыхая, Зейн не мог признаться даже самому себе — то что он пережил было… неописуемо. Восхитительно прекрасно. По телу до сих пор проходили слабые, будоражащие импульсы, он чувствовал легкость и пресыщение. Но безупречному нельзя это испытывать, просто невозможно. Они должны идти по пути эволюции, развития и воплощения разума, который выше потребностей тела, а примитивные существа тянут их назад, к деградации и провалу…
— Я опустился до тебя только потому, что ты можешь как-то влиять на особей мужского пола, и я выясню, как ты это делаешь, хочешь ты этого или нет! Поняла? Ты не должна была этого допускать…
— Ты сам этого хотел! Ты! Сам! — в отчаянии выкрикнула девушка. — Я ничего не делала, я только поцеловала тебя, потому что…
— Что? Договаривай! Ты поцеловала меня, потому что ты умеешь вызывать желание? Против воли?
— Ничего я не вызывала у тебя против воли! Я просто хотела тебя и все! Думала, ты тоже не против!
— Я против! Мне нельзя вступать в связь с самками примитивных!
— Однако, ты только что меня трахнул, Зейн, поздравляю! — ехидно оповестила его Тания отворачиваясь. Смертельная обида заполнила ее до краев, грозясь расплескаться горькими, унизительными слезами. Ну уж нет, такого счастья она ему не подарит, и так уже вся с ног до головы обласканная. — Ах ты, урод безупречный! — Тания кинулась на него, стуча
Зейну не было больно, но реакция девушки велась ему какой-то странной. Он всего лишь задал ей вопрос и не ожидал столь бурной реакции. Снова просканировав ее сознание, он понял, что дело это бесполезное — оно все сплошь состояло из обрывочных эмоциональных всплесков и не было там никакого конструктива. Потому он, перехватив ее руки, молотящие кулачками по его груди, способствовал повышенной выработке ее мозгом серотонина, что отвечает за сон. Другими словами, усыпил ее, давая возможность успокоиться и себе, и ей. Уложив Танию на лежанку, сам он почувствовал всепоглощающую усталость, слабость от потери крови, операции и… всего остального. Телу требовался отдых, причем срочно и много. Мужчина покосился на ножны и, прихватив их, стал устраиваться на лавке полагая, что девушка до утра уж точно не проснется — слишком сильны были потрясения последних дней.
Однако так сильно он никогда еще не ошибался. Тания проснулась среди ночи и моментально вспомнила все, что с ними произошло. Жгучая обида опять затопила ее разум так, что слезы покатились по щекам непроизвольно. В комнатушке стояла непроглядная тьма, сквозь пленку проникало так мало света, что видны были только очертания предметов и то угадывались практически интуитивно.
Тания, ориентируясь по мерному звуку дыхания Зейна, подошла к нему, ожидая, что в любой момент он очнется и застукает ее за рассматриванием себя. Но мужчина спал на лавке, подложив под голову руки, крепким сном полностью вымотанного человека. Рядом покоились его ножны, и Тания аккуратно взяла их, чувствуя прохладу и тяжесть оружия в своих руках. Видимо, после секса он не ждал от нее подвоха, а зря. Он враг, он хочет убить всех в городе, и, скорее всего, не пожалеет и кочевников. Люди для него всего лишь мусор. Пока она думала, что может оживить в нем человека, пока надеялась… Девушка едва слышно всхлипнула. Сейчас она осознала, что сказки не будет. Да, он поддался низменным инстинктам, но никто не обещал, что инстинкты эти сделают из него живого человека. Он безупречный, желавший выживания только таким же, как он, а значит… Вытащив клинок, она занесла его уже над мужчиной… и постояв так с минуту, в изнеможении опустила. Не могла она его убить спящего, каким бы он ни был и как бы ее ни обидел.
Она почувствовала себя слабой и ничтожной. Может быть, он и прав, она примитивная, самая что ни на есть… Она не могла убить его, после того, как видела в его глазах огонь, согревающий ее душу. После того как его губы шептали ее имя так жарко и упоительно, что, может быть, все-таки есть надежда, что… Нет, она не воин, не солдат, не бесстрашная. Она не может убить спящего человека, которого… Просто не может и все!
На себя Тания уже махнула рукой. Девушка для себя все решила, она уйдет и пусть даже ее съедят скриммены, теперь все равно. Она для него всего лишь самка примитивных, заставила его испытать низменные желания, и ему было от самого себя противно. Ясно-понятно, а на что она еще наделась? Долгий поцелуй на ночь и признание в любви? От Зейна? Безупречного, такого холодного манекена, который стравил пар и улегся спать? Он исчез из ее головы почти сразу же, как только покинул тело, настолько она была ему неприятна… А, значит… теперь уже без разницы…