В пылу любовного угара
Шрифт:
– Одна моя знакомая, – выпалила Лиза, словно услышала подсказку суфлера, – умирает от рака! У нее рак легких, она страшно мучается, а морфия ведь не достать. Ну и…
– Какая трогательная история! – насмешливо сказала фрау Эмма. – Только не ждите, что я в нее поверю. Здесь слишком мало морфия для облегчения длительных страданий, но вполне достаточно для того, чтобы отправить человека на тот свет. И кого вы решили упокоить столь милосердным и даже приятным способом? Уж не идет ли речь об Эрихе Краузе?
Лиза снова покачнулась. Что-то ноги ее не держат… Да ведь и неудивительно!
– Только не разражайтесь бестолковыми вопросами, – все с тем же недобрым ехидством проговорила фрау Эмма. – У меня, знаете ли, голова отнюдь не пустая, я могу связать концы с концами. Кроме того, умею неприметно вытягивать из людей нужные мне сведения. А некоторые из сведений стекаются ко мне сами. Одна из тех «кралечек», которым я гадала, сказала мне – не теперь, а в свое время, – что внучка моего знакомого, отца Игнатия, нашла себе «короля» среди немецких офицеров. Назвала его имя. А сегодня, вообразите, один мой поклонник из числа сотрудников вашего поклонника Шубенбаха тайком шепнул мне имя пилота-антифашиста, сбитого над базарной площадью. Ну а все остальное додумать просто.
– И все же я не совсем понимаю, – глухо пробормотала Лиза. – Ну и что, что у меня был роман с Краузе? Почему я теперь должна красть у вас морфий, чтобы его убить?
– Да потому, что я сама была в похожем положении, – ответила фрау Эмма, и в голосе ее теперь не было ни нотки прежнего ехидства. – Когда я узнала, каким пыткам подвергают моего мужа в НКВД, готова была душу дьяволу продать, лишь бы добыть для него яд. Морфий, не морфий – неважно, главное, надежный яд. Поэтому я вполне понимаю ваш порыв, ваше желание спасти любимого человека. Наверное, вы его и правда любите, если готовы ради него на такой страшный риск!
Лиза стояла ни жива ни мертва. Она не могла произнести ни слова, да и не знала, что сказать.
– Я дам вам морфий, – вдруг проговорила фрау Эмма. – Врагу не пожелаешь такого горя… Но как вы передадите лекарство в госпиталь? У вас там есть свой человек, который… который все сделает?
– Пока нет, – с трудом пробормотала Лиза, которая вовсе не собиралась делиться с фрау Эммой секретами Алекса Вернера. – Но я надеюсь… может быть… мне удастся… подкупить какого-нибудь санитара?
Фрау Эмма посмотрела на нее с сомнением и даже плечами пожала:
– Плохо верится, что такое возможно. Однако бог вам в помощь, вот все, что я могу сказать.
– Спасибо, – прошептала Лиза, еще не вполне веря в удачу. И протянула руку к коробке: – Так я возьму?
– Берите, – кивнула фрау Эмма. – Только скажите, ради бога, как вы собирались поступить со мной, если бы я не отдала вам морфий? Застрелили бы меня? У вас оружие-то есть?
Лиза покачала головой. Ни оружия у нее не было, ни мыслей хоть каких-то насчет того, как обойтись с фрау Эммой, если та и в самом деле начнет сопротивляться или попытается позвать на помощь. Подобный поворот событий не пришел в голову ни ей, ни одному из ее сообщников. Они просто не предусмотрели такого!
Лиза молча взяла коробку и, кивнув то ли в знак благодарности, то ли на прощание, пошла к двери. Нет, ну в самом деле, что говорить? Непонятное добросердечие фрау Эммы и озадачивало, и настораживало. Она и в самом деле сочувствует? Или это какая-то ловушка? В любом случае мадам и не подозревает, что не только спасает от мучений Эриха Краузе, но и сохраняет жизнь Лизе и отцу Игнатию. Ну и Алексу Вернеру. И Петрусю, о котором даже не знает…
Теперь скорей домой. Там, во флигеле, Лизу должен ждать Петрусь. Он заберет ампулы и понесет их Алексу Вернеру. Вполне может статься, что труп фон Шубенбаха обнаружен (то есть наверняка, можно даже не сомневаться!) и все ближайшие к его дому улицы оцеплены. Вероятно, там уже хватают всех подряд…
Лиза вдруг споткнулась. Мысль о последствиях убийства фон Шубенбаха тоже никому из них не пришла в голову. В ответ на любую акцию партизан и подпольщиков гитлеровцы убивают и правого, и виноватого. Еще там, в лесу, когда Баскаков вербовал ее в «свою веру», они спорили о том, приносит ли деятельность партизан больше пользы или вреда. Может быть, для будущей – да будет ли она еще?! – победы и польза, но для тех, кто своими жизнями ответит за порою бездумное исполнение приказа «Земля должна гореть под ногами оккупантов!»… Ну ладно, священная война, война народная и все такое. Высокие побуждения хоть как-то оправдывают жертвы. Вот именно – хоть как-то, худо-бедно… А они, отец Игнатий, Петрусь, она сама? Они думали только о себе. О спасении своих жизней. Не о справедливой мести врагу – ведь фон Шубенбах прежде всего враг. Они просто спасали свои шкуры. И продолжают спасать, стараясь прикончить Эриха Краузе. Они в данном случае ничем не отличаются от Алекса Вернера, который от трусости оказался способен придумать отчаянно храбрый и дерзкий план…
Те двое пленных, которых приводил Петрусь, могли скрыться, но не стали, потому что за их побег расстреляли бы каждого десятого. Измученные парни не решились взять грех на свою душу. А они – Петрусь, Алекс, старик? А она сама, Лиза?
– Я прикажу отпустить вашего деда, – проговорила вслед фрау Эмма. Но Лиза почти ее не слышала. Даже не простившись, она вышла из подъезда и медленно побрела из Липового тупика, хотя должна была спешить со всех ног.
Если план с убийством незнакомого ей Эриха Краузе удастся, наверное, в госпитале тоже не обойдется без жертв. И виновата в гибели незнакомых ей людей будет прежде всего Лиза. Может быть, вернуться к фрау Эмме и отдать ей морфий? А своим сказать, что ничего не нашла?
– Что-то ты не торопишься, – послышался рядом голос Петруся. – Получилось? Нашла?
Лиза покачала головой.
– Как нет? А это что такое? – прошипел Петрусь, с удивлением глядя на белую коробочку, которую Лиза так и несла на виду, даже не позаботившись хоть чем-то прикрыть. – Шутишь, что ли? Ну и шутки у тебя!
Он взял коробку из ее рук, глянул внутрь, удовлетворенно присвистнул, сунул за пазуху.
– Умница моя! – Он легонько коснулся губами Лизиной щеки. – Ну, я к Вернеру… До встречи!
И со всех ног кинулся в сторону площади, где находилось управление, в котором служил Алекс Вернер.
Лиза молча, устало смотрела ему вслед. Ей захотелось повернуться – и пойти не домой, а к реке. К тому месту, откуда она вчера смотрела на мост. Спуститься вниз – нет, не для того, чтобы перейти по мосту на противоположный берег, у нее по-прежнему нет пропуска, а сейчас, конечно, еще больше усилена и без того многочисленная охрана моста, – а чтобы просто войти в воду. Войти в воду, нырнуть – и не вынырнуть. Утопиться…