В разгаре лета
Шрифт:
Элиас не ошибся. В плохо освещенном коридоре - коридорную лампочку покрасили в синий цвет - стоял врач с большой охапкой газет, журналов и писем.
Элиас растворил во всю ширь дверь перед запоздалым гостем.
– Здравствуйте, товарищ доктор. Заходите, пожалуйста.
– Здравствуйте, здравствуйте! Рад вас видеть, очень рад. Простите, что так поздно... Вот ваша почта!
И доктор Хорманд опустил свою охапку на столик в передней.
Элиас крепко пожал ему руку. Некоторое время оба молчали.
– Извините, что проявил маленькое самоуправство в отношении вашего почтового ящика, - заговорил наконец доктор Хорманд, - но он
– Благодарю вас, - тепло отозвался Элиас. В этот миг старый врач казался ему симпатичным.
– Вы чудесно загорели, - сказал доктор Хорманд. Элиасу почудилось, что в этих словах был какой-то скрытый намек, и он ответил:
– Я быстро загораю. Врач кивнул.
– Признак хорошего здоровья. Всегда был убежден, что здоровье у вас хорошее. Кстати сказать, дорогой сосед, я не надеялся увидеть вас так скоро.
В словах доктора опять прозвучал намек, но на этот раз Элиас легко понял, каково его содержание. Неужели Хорманд в самом деле догадывается или даже знает, где он находился?
"Ну и пусть его догадывается или знает вполне точно, - подумал Элиас.
– Это не играет никакой роли. Главное, что никто не трогал моей квартиры".
И он рассмеялся.
– Где же я должен был находиться?
Гость как бы смешался.
– Если бы я не был убежден, что вы вернетесь, зачем мне было собирать и хранить вашу почту? Нет, дорогой инженер. Я не сомневался в вашем возвращении. Но думал, что вы еще чуточку повремените.
Речи доктора Хорманда по-прежнему были такими, что не прицепишься. Он давал что-то понять, делал намеки, но не. ставил точек над "и". Он не забывал оставлять себе путь к отступлению и всегда мог сказать, что имел в виду то же самое, что и собеседник.
Элиас сказал:
– Нет, я вернулся не слишком рано, скорее опоздал. Он глядел на врача все еще смеющимися глазами.
Элиас давно не чувствовал себя так легко и весело.
– Зачем же вы тогда вообще уезжали, если считаете теперь, что опоздали?
– едко спросил Хорманд.
– Нет, вы не опоздали, вы приехали слишком рано. Да, слишком рано, поверьте мне.
Такая убежденность в своей правоте рассмешила Элиаса.
– Я вас не понимаю, - признался он откровенно.
– И я вас не понимаю, сказал доктор Хорманд.
Элиас решил, что гость не намерен говорить прозрачнее, но ошибся, потому что врач тоже стал вдруг откровенным.
– С вашей стороны было бы гораздо умнее дождаться ухода русских.
За последнее время доктор Хорманд еще не разговаривал с ним столь недвусмысленно. Элиас спросил:
– Почему?
– Вас же хотели выслать.
– Если бы меня и в самом деле решили забрать, я не находился бы сейчас в своей старой квартире. Здесь поселились бы совсем другие люди. Произошла в самом деле ошибка, товарищ доктор.
Хорманд насмешлив.о улыбнулся.
– Вы говорили об ошибке и четырнадцатого июня, но тем не менее исчезли... словно в воду канули. И умно сделали.
Хотя после слов доктора Хорманда легкость и даже веселость Элиаса начали испаряться, он все же попытался сохранить хоть крохи оптимизма.
– Благодарю вас и за предостережение и за добрые пожелания, - сказал он как можно спокойнее и беззаботнее. И тут же принялся перебирать принесенные врачом журналы и письма. А чтобы перевести разговор на другое, добавил: - Порядочно принесли вы мне чтива.
Какое-то время доктор Хорманд следил за ним молча, а потом произнес почти шепотом:
–
Элиас ответил:
– Во время войны мужчин всегда мобилизуют. Доктор Хорманд взорвался:
– Конечно, мобилизуют. Меня - так уже мобилизовали. Да-да, не удивляйтесь. Меня используют как врача и офицера запаса. Оставили в Таллине только по особому распоряжению - оперирую раненых. Боюсь, как бы они не взяли меня с собой, когда оставят Таллин. Вот будет ужас!
Наконец-то доктор Хорманд обрел на глазах у Элиа-са свою прежнюю окраску. Пронзительный шепот, страх перед властью, неопределенные намеки, боязнь, как бы чего не вышло, - все это было Элиасу знакомым.
Врач продолжал еще более приглушенным шепотом:
– Советский Союз проиграл войну. Крысы и те бегут с тонущего корабля. Вы вернулись рано, слишком рано.
Элиас почувствовал: если Хорманд опять повторит, что он, Элиас, вернулся слишком рано, терпение его лопнет. В нем закипала злоба на этого человека, повторяющего одно и то же, напоминавшего без конца о подстерегавших его опасностях. Впервые за долгое время Элиасу стало легко, и вот этот врач все испортил. Элиас сказал холодно:
– Люди не крысы, доктор.
Хорманд посмотрел на Элиаса изучающе.
– С удовольствием пригласил бы вас к себе на чай, но вам, кажется, некогда. Окна обклеиваете. Значит, решили в самом деле остаться в Таллине?
– Спасибо за приглашение, но я только что пил кофе, - сказал Элиас. Это вы справедливо заметили, я в самом деле занят оклейкой окон. Как-нибудь, когда будет время, с удовольствием побеседую с вами за чашкой кофе. Счастливо, доктор. Врач отвел глаза в сторону.
– Что же, желаю и вам спокойной ночи. Кстати, если вы сумеете проспать ее спокойно, значит, у вас не нервы, а стальные тросы.
– Снова .бросив на Элиаса изучающий взгляд, Хорманд тихонько засмеялся и, покачивая головой, добавил: - Не странно ли, господин Элиас? Только что мы жили так счастливо, а теперь все шатается и сотрясается. Черная реакция хищно крушит прогрессивные силы, светлое здание трещит по всем углам. Хе-хе-хе... Блаженного вам сна! На всякий случай: я у вас не был - вы меня поняли?
И все с той же усмешечкой он повернулся к двери. Но Элиас задержал его и спросил, не найдется ли у него снотворного.
– Нервы у меня вовсе не стальные. Дайте мне чего-нибудь покрепче, и не на одну ночь.
Доктор Хорманд принес снотворное.
Элиас продолжал наклеивать на окно полоски, но в его душу уже закралась смута. Он клеил почти на ощупь, потому что в комнате, куда он перебрался, нельзя было зажигать свет. Эта возня с окнами вдруг показалась ему глупой. Час назад он варил клейстер и нарезал бумагу чуть ли не с мальчишеским увлечением. Хотел, чтобы его окна ничем не отличались от остальных. Потому что он ведь такой же, как и все. Ведь советская власть вычеркнула его из списков своих врагов и противников? Потому что квартиры врагов народа не оставляют нетронутыми. Мебель и прочее добро продают, "а жилье сдают другим. Но к нему не заходил ни один посторонний. После того, что он услышал от доктора Хорманда, ему трудно было понять: почему милиция не вломилась в квартиру? Или исполнители закона в самом деле забыли о ней?