В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
Нашу стоянку на берегу Митта таглыки основательно называли Лайка, т.е. глинистая, так как река отложила здесь на большом пространстве слои глинистого ила. Еще в течение одного дня тракт был знаком таглыкам, и они называли нам наиболее выдающиеся места, но дальше уже спасовали. Они сообщили, что долина реки Митт, прорезывавшая горный хребет, который мы пересекли по перевалу Сарык-кол, очень глубока, узка и непроходима во все времена года. Она представляет глубокую балку с отвесными боками, по которой между рухнувшими обломками скал дико пенится река, тесно прижимаясь к скалам.
Напротив, на западе, находился удобный для перехода перевал Пеласлык, ведущий к верховьям Кок-мурана и в область, богатую подножным кормом и потому носящую название Чимлык. Выше в долине Митта находятся «каны», или колодцы, т.е. ямы, которые роются золотоискателями не глубже высоты человеческого роста. Там находились теперь несколько золотоискателей из Керии, которым не посчастливилось в Копе; они и направились сюда в надежде на большую удачу.
Эти золотоискатели ежегодно отправляются в долину Митта, но работают там не более шести недель, частью потому, что не могут запастись продовольствием на более продолжительное время, частью потому, что уже в начале сентября почва замерзает и нельзя более рыть. Оттаивает она снова в начале июня. Песок промывают в корытах, и добыча золота бывает не велика, так что каждый работник добывает золота не более как на сумму 2 тенег в день. Так как область, где они работают, совершенно лишена растительности, то вьючных ослов, привезших продовольствие, отводят в Лама-чимен, где они и пасутся на свободе, пока хозяева их работают.
С непривычки к ночным холодам мы порядком померзли в первый раз. Но как только взошло солнце, стало опять тепло. Утром сбежали еще двое таглыков, и аксакалу снова досталось за то, что он не умел поддержать дисциплину среди своих людей. У нас оставалось еще 13 таглыков, и этого было достаточно; вообще же нам требовалось порядочно людей, так как караван шел, разбившись на пять кучек.
Верблюды, шествовавшие медленно, выступали из лагеря первые под надзором Гамдан-бая и в сопровождении 2 таглыков. Затем выступал лошадиный караван с моими вещами: палаткой, кухней и проч. — под надзором Ислама, Парпи-бая и еще нескольких туркестанцев. Этот караван подвигался быстрее всех и приходил первым на место стоянки, выбор которого и был поручен Исламу. Ослы под надзором остальных людей выступали вслед за лошадьми, но скоро отставали и приходили на место привала обыкновенно с верблюдами. Еще позже являлось стадо овец со своими пастухами.
Я и Фонг-Ши ехали в сопровождении одного таглы-ка, которому местность была знакома, еще на протяжении нескольких дней пути. Мы ехали последними, так как я всю дорогу занимался съемкой маршрута, а также геологическими и гипсометрическими наблюдениями, набросками эскизов и проч. Это имело свое преимущество: приезжая в лагерь спустя несколько часов после лошадей, мы находили уже палатку разбитой, а чай и кушанье кипящими над огнем; таким образом, мне не приходилось ждать, пока мне приготовят кров и постель.
И славно было после долгого трудного пути очутиться в своей уютной палатке, выстланной дорогим ковром, подаренным мне на прощанье хотанским комендантом. У одной продольной стены помещалась моя постель, состоявшая из шуб, войлоков и пары подушек; у другой стояли мои сундуки.
Джолдаш, весь путь вертевшийся около меня, взял привычку, едва завидит вдали палатки, лететь к ним стремглав и располагаться на моем ложе. Когда я в свою очередь подъезжал к палатке, собака показывалась у входа в палатку и приветствовала меня, помахивая хвостом, словно она, собственно, была хозяином палатки, а я гостем. Ей, однако, приходилось довольствоваться ковром, когда я сам располагался на мягком ложе и принимался за дневник и прочие свои дела.
Фонг-Ши вел себя прекрасно. Я очень дорожил его обществом; образованный китаец стоит в умственном отношении куда выше магометанского муллы. В свободные часы, а часто и во время пути мы занимались с ним китайским языком и вели беседу по-китайски, насколько позволял мне мой скудный запас слов.
Одно горе: слуги мои, магометане, питали зависть к нему за то, что он так часто составлял мне компанию и во время уроков еидел в моей палатке. Они насмешливо называли его Кичик-тюря, т.е. барчуком, и досадовали, что они — правоверные мусульмане должны готовить кушанье китайцу-язычнику. Несколько раз мне приходилось вмешиваться в их ссоры и водворять мир.
XV. Первые дни путешествия по Северному Тибету
7 августа выдался долгий и трудный переход. Сначала путь наш вел по правой береговой террасе реки, у подошвы хребта, где гранит сменился черным сланцем; затем через отвесный холм и дальше под гору, к речке Кызыл-су, которая течет из широкой долины налево. Направо осталась у нас широкая открытая долина Митты, а наш путь пошел через широкую, с отлогим подъемом долину Япка-клык, заключенную между двумя мощными горными отрогами. В эту долину открывалось несколько боковых. Правая из них вела к Ак-чалык-тагу, т. е. Белым диким скалам. Другая вела к золотым копям, где десять человек золотоискателей нашли в последнее время столько золота, что могли бросить работу и вернуться домой.
Долина постепенно заворачивала к востоку. Далеко на юге виднелись мощные горы, гребни и снежные вершины. По «саю» (слово это обозначает также каменистое речное русло) Япкаклык струилась мутная горная речка, принимавшая притоки из соседних долин. Сай был очень широк и мелок и занимал добрую половину ложа долины; остальная часть ложа состояла из рыхлого материала, скудно поросшего травой.
Мало-помалу долина суживается, и ложе ее все более и более загромождается щебнем. Подъем на перевал Япкаклык становится все круче. Но все животные нашего каравана, включая и верблюдов, шли удивительно бодро. Мы ожидали, что на последнем крутом подъеме нам придется нести весь багаж на руках, но, к счастью, животные не спасовали и тут. Я с двумя спутниками достиг перевала раньше, чем караван, казавшийся в глубине рядом черных точек. Самый перевал представляет не особенно острый гребень, покрытый продуктами выветриванья и черными обломками сланца, и напоминает в этом отношении Чакалык, но несравненно более удобен для перехода. Погода стояла чудесная, и термометр показывал в 11/2 часов пополудни 14,2° тепла.
Спуск по восточной долине был нетруден, хотя в верховье ее и пришлось пройти несколько ущелий. Дальше долина расширилась, и по середине ее зажурчала небольшая речка. На левой береговой террасе мы спугнули чудесного кулана (дикий осел), который с быстротой ветра понесся от собак вниз по долине, но время от времени останавливался и оглядывался на нас. Потом мы узнали, что люди, сопровождавшие караванных лошадей, которые шли впереди, видели стадо куланов в 20 голов. Ислам-бай выстрелил в них, одно животное и отбилось от стада.