В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
На востоке нам мерещились слабые очертания Арка-тага, и в этом направлении тянулась извилистая продольная долина. Вокруг нас в хаотическом беспорядке высились вершины и кряжи, некоторые черного цвета, другие кирпично-красного или зеленого и самые высокие совершенно белого — от снега. Относительная высота их была в большинстве случаев невелика, и нам казалось, что мы находимся на одном уровне со многими из них.
Скоро, однако, вся панорама заволоклась густыми облаками и снежной вьюгой. Плотные, тяжелые массы облаков быстро неслись над гребнями, волочась бахромой своих краев по неровной их поверхности и, словно кистью, нанося на нее белые полоски снега. Гром гремел так, что мы почти оглохли, молнии то и дело прорезали облака. Почва дрожала от сильнейших раскатов, и было как-то жутко стоять на самом перевале. Я велел поэтому отодвинуть палатку так, чтобы линия гребня пришлась десятью метрами выше. В этот вечер нам пришлось долго ждать наших верблюдов и ослов. Мы послали двух людей отыскивать их. В сумерки животные наконец показались, и люди с трудом втащили их на перевал. Ужин мой был на этот раз скуднее обыкновенного. Чтобы вскипятить чаю, пожертвовали ящиком, без которого можно было обойтись. Посоветовавшись с таглы-ками, мы решились продолжать путь к востоку по крутому восточному ущелью перевала, так как на юге не представлялось никакого прохода.
Утром топлива не оказалось, и мне пришлось довольствоваться замороженным какао. Оказалось еще, что верблюды и ослы рано утром ушли назад по той же дороге, по которой мы пришли. Я все-таки пустился в путь в сопровождении Эмина-Мирзы по направлению, выбранному еще с вечера. Сделав около 14 километров, мы увидали в некотором расстоянии наших ослов, пасущихся на высокой террасе, на левом берегу хрустально-прозрачного потока, по руслу которого мы следовали.
Сносный подножный корм и голодовка накануне побуждали нас к однодневному отдыху. Когда наконец сюда прибыл с верблюдами Гамдан-бай, он узнал местность и в каких-нибудь десяти минутах ходьбы к северу нашел то место, где останавливался на привал Литледэль год тому назад. Литле-дэль пришел сюда с севера и провел здесь несколько дней, чтобы высмотреть перевал через Арка-таг.
Но так как ему в этом отношении посчастливилось не больше нашего, то он направился по долине, открывавшейся на восток, где и нашел удобный перевал, который вел к небольшому озеру, к югу от Арка-тага. Мы решили воспользоваться этим открытием, и Гамдан-бай взялся вести нас к перевалу Литледэля.
18 августа посвятили отдыху. Я только посетил место стоянки Литледэля; между закоптевшими камнями еще заметно было место, где был разведен костер. Кругом в изобилии валялся помет караванных животных, и мы, таким образом, обрели хороший запас топлива. Кое-где можно было даже различить тропинку, протоптанную животными, а на берегу речки валялась брошенная негодная рубашка.
Вечером распорядился с таглыками таким образом. Троим было выдано жалованье за все время их службы и дано позволение вернуться обратно по той же дороге. Из прочих же двое должны были сопровождать меня через Арка-таг и затем уже вернуться домой, а остальным троим таглыкам вместе с моими постоянными слугами из Западного и Восточного Туркестана предстояло следовать с караваном до тех пор, пока мы не доберемся до заселенных трактов, когда бы это ни случилось.
Таглыки, которые должны были сопровождать меня дальше, попросили у меня вперед половину жалованья, на что я немедленно согласился. Некоторые же из восточнотуркестанцев, оставившие семьи в Керии и Хотане, решили воспользоваться случаем и послать значительную часть полученного ими жалованья с тремя возвращавшимися домой таглыками, которые утром должны были выдать расписки в получении денег и обязательства доставить их по адресу.
Когда с расчетами было покончено, мы улеглись на покой. Таглыки, как всегда, спали под открытым небом, в защите бруствера из мешков с маисом и прочих пожитков.
Проснувшись утром 19 августа около 6 часов, слуги мои, к удивлению своему, не нашли в лагере таглыков. Все они, за исключением моего секретаря Эмина-Мирзы, бежали.
Ислам немедленно разбудил меня и доложил о случившемся. Мы собрали военный совет.
Люди мои спали всю ночь, как убитые, и не слышали никакого подозрительного шума. Они полагали, что таглыки бежали еще около полуночи, чтобы выиграть время и таким образом обеспечить себя от погони. Они хорошо знали, что для нас в этих скудных подножным кормом областях каждый день был дорог.
Когда же мы обревизовали караван и наши пожитки, оказалось, что исчезли еще 10 ослов, пара лошадей и добрый запас хлеба, муки и маиса. Но хуже всего было то, что таглыки получили вперед жалованье и забрали еще деньги других людей без всяких расписок.
План бегства, без сомнения, был обдуман заранее, и они хитро выманили у меня вперед жалованье. Особенно удивляло нас то, что они могли выбраться из лагеря так бесшумно. Некоторые из моих людей, правда, слышали около полуночи лай собак, но полагали, что собаки лают на верблюдов, которые обыкновенно удалялись по ночам от лагеря, бродя в темноте, словно призраки.
Но нас не так-то легко было провести. Мы обыскали ближайшие окрестности лагеря, чтобы по следам определить, в какую сторону направились беглецы. Оказалось, что они ушли по разным направлениям, разбившись на кучки; сборным же пунктом явилась подошва северного хребта; они, видимо, хотели с самого же начала сбить нас с толку. Двое воров шли пешком, двое ехали на лошадях, остальные на ослах.
Так как ослы наши были сильно изнурены, то импровизированный караван не мог подвигаться особенно быстро. Поэтому я распорядился немедленно пуститься за ним в погоню и во что бы то ни стало вернуть беглецов со всем добром назад, в лагерь № VIII. За такой гнусный обман следовало наказать их. Парпи-баю, дельному малому, было поручено руководить погоней, а в подмогу ему были даны Гамдан-бай и Ислам из Керии. Вооружась ружьями и револьверами и сев на лучших наших верховых лошадей, они пустились во всю прыть по следам беглецов через перевал и скоро скрылись из вида. В случае отказа беглецов вернуться преследователи могли дать несколько выстрелов для острастки, но им строго было запрещено ранить кого-нибудь.
Нам, остальным, пока оставалось только терпеливо ждать. День и ночь прошли, не принеся ничего нового. Я начал уже опасаться, что преследователи заблудились; эта беда была бы горше первой.
В шесть часов вечера на следующий день Парпи-бай и Гамдан-бай вернулись на вконец измученных лошадях и сообщили следующее. Они ехали по следам безостановочно весь день и вечер. Лошади, не обремененные поклажей и успевшие уже отдохнуть накануне, шли отлично. Миновав места наших лагерей № VII и № VI, преследователи около полуночи заметили вдали огонь и направились к нему. Достигнув места, они увидали около костра нескольких людей; это, разумеется, были наши беглецы. Две лошади и ослы паслись неподалеку. Пятеро из людей расположились около костра, остальные уже легли спать. Все, и люди и животные, были, видимо, истомлены вконец долгим переходом. Несмотря на преимущества, которые давало им то обстоятельство, что они перед выступлением отдохнули день, и то, что дорога вела теперь под гору, а не в гору, они были настигнуты погоней, так как большинство из них шло пешком.
Когда Парпи-бай с двумя спутниками подъехал к костру, беглецы повскакали и кинулись в разные стороны. Но Парпи-бай выстрелил на воздух и крикнул, что если они тотчас же не вернутся на место, то все будут перестреляны. Тогда они повалились на землю, прося пощады. Беглецов всех перевязали, и Парпи отобрал от них все забранные ими у меня деньги.
После двухчасового сна рано утром караван двинулся обратно. Только трое таглыков, получивших от меня окончательный расчет, были отпущены на все четыре стороны. Предводитель беглецов, сорокалетний таглык, организатор всего дела, был принужден, как вор, идти всю дорогу пешком со связанными руками.
Только в 10 часов вечера добрались связанные беглецы под надзором Ислама из Керии до нашего лагеря. Мне были возвращены все отобранные у них деньги. Но, кроме того, они отняли у нас два дорогих дня, и этой потери ничем было не возместить. Предводителя подвели ко мне, а остальные расположились полукругом.
Я заявил ему, что он вор и что, если бы он попался при таких обстоятельствах в руки китайского амбаня, ему пришлось бы плохо. Теперь же он, дабы внушить ему и его товарищам, что нельзя безнаказанно так обходиться с европейцем, присуждался лишь к двенадцати ударам розгами. В этом я разошелся с моими верными слугами, которые находили, что ему следовало задать основательную порку. Кроме того, я заявил, что воры должны искупить свое недостойное поведение трудом и ночи, ради безопасности, будут проводить связанными. Далее, они обязаны были: заплатить Парпи-баю, Гамдан-баю и Исламу из Керии жалованье за потраченные на погоню три дня, сопровождать нас, пока нам это будет нужно, и при расчете вполне подчиниться моим условиям: я заплачу им столько, сколько они заслужат своим поведением.