В Школе Магии Зарежья
Шрифт:
— Варя, — подал голос Ладмир, которого уже плохо слушались губы, — вр... канал... не усп... не успт... перестр... ться, — он перевел дух и предпринял новую попытку объяснить. — Они... не успеют... перестроиться. Канал... широкий... на нас... бойся... ду... ра... — вот и все, что он сказал, прежде чем окончательно перестал повелевать собственной челюстью. Я бы заморгала недоуменно, если бы могла. Из всей звуковой мешанины мне запомнился только какой-то «епт», который применительно к моему имени, прозвучавшему вначале, мог носить и нецензурный характер. Думаем, не останавливаемся. Епт... усп, тяп? А ведь, кажется, было еще слово — канал! Канал «епт»? Канал «усп»? Канал «тяп»? Стоп, озарение. Перестроить! Куда перестроить? Причем здесь я? А вот в этом месте я бы закусила губу. Что умею такого я, что
Сила Сифовского! Временной канал! Ага!
Ага... Не перестроить, а построить. Но как — я уже ничем не могу подвигать. Под закрытыми веками темно — кого бояться-то? Как бояться? Я не умею специально, а тем более огромный по размерам канал на четверых человек мне ранее не приходилось делать никогда, все больше на нас двоих с Ладмиром. Такое вообще бывает? «Все в жизни когда-то бывает в первый раз» — всплыла в голове чья-то умная мысль. Ну-у, тут главное, чтобы оно же не в последний. Последний! У-у-у, а ведь так и есть! Все! Это конец! Мазвий оклемается и порежет нас на ленточки! А потом ленточки на квадратики! А потом скормит кридою такой фарш!
Мысли, которым не нужно было отвлекаться на внешнюю суету, резвились как ручные хорьки. Весь процесс думы занял не более пары секунд. Знакомое ощущение паники нарастало во мне откуда-то из темных глубин, шевелясь маленьким мохнатым ворчуном, загнанным в нору. Постепенно оно переросло во всепожирающее. Это было странно — начинать чувствовать себя изнутри, словно много маленьких муравьев разносили по мне из сердцевины осязание и... жизнь (как ни крути, а на одном рассудке без тела далеко не уедешь; разве что тем же самым рассудком). Я еще по инерции продолжала держаться за плечо Аэссиниэля, в висе на котором и закаменела, когда почувствовала, что вновь распоряжаюсь собой. Аэссиниэль, на которого распространилась моя ускоренная волна, зашевелился. А я вдруг поняла, что для того, чтобы создать широкий временной канал, мне и стараться не надо — я одинаково боялась за всех нас четверых, так что все, что требовалось — располагаться близко друг к другу. Я за плечо подтянула все еще немного не отошедшего (не от оцепенения, а скорее от удивления) эльфа вплотную к пособникам. Когда увидела Мазвия, движущегося по направлению к нам, пусть и очень медленно, огромная волна вспышкой разрослась и охватила нас своим полем. По моим внутренним ощущениям это больше всего походило на захват тулова какой-то ни с чем не сравнимой бездной.
— Скорее! — выйдя из оцепенения и сразу обо всем догадавшись, Ладмир потянул нас в такой уже близкий тоннель. Я оглянулась. На разбитое лицо Мазвия медленно заползало удивление и злость. А прямо над нами свод пещеры наливался сизо-синим цветом, письмена по стенам осветились желтым изнутри. Это еще что?! Воздух стал какой-то рябой, будто в одном месте плотнее, а в другом реже. Может быть, условия для ускорения специфические? А то что-то раньше я такого не замечала. Или новый трюк Мазвия? Что-то внутри меня (наверное, интуиция, а может взыграло чутье, хоть и молодого, но мага) холодело от ужаса, глядя на эти стены. Я подумала, что воздействие ритиэкри — это было лишь начало, так, необычные кандалы для особо важных и местами опасных врагов, но вот прямо сейчас мы избежали чего-то по-настоящему жуткого, что готовил нам Мазвий. И как-то само собой приходило понимание, что эта пещера — не просто красивое ритуальное помещение с гладким полом и гравированными стенами, а страшное в своей сути оружие.
Меня хватило на пару поворотов, потом бездна чем-то заполнилась, и время вошло в прежний ритм. Но власти ритиэкри над нами больше не было, и нас это абсолютно устраивало. А я заслужила похвалу от Ладмира и благодарность от эльфа и принца, хотя они все равно ничего не поняли, что конкретно произошло, а объяснить с наскока было нелегко — мы и не стали.
Еще издалека я заслышала гул. Сперва он был отдаленным, точно звуки души моря, заключенной в красивую перламутровую раковину, что однажды друг привез из путешествия Тамаркиному дяде, и что она по-дружески принесла мне похвастаться. С каждой пройденной саженью он нарастал, как нарастает снежный ком, катящийся с горы по липкому снегу. В воздухе висела почти осязаемая влага, и неожиданно тоннель вывел нас на каменный уступ, резко обрывающийся в пяти шагах от стен.
— Это что? — изумленно вопросила я.
— Выход, — отозвался Ладмир.
— Это если и выход, то явно вперед ногами. Это же водопад! — объявила я, решив, что все сошли с ума и явно этого не понимают.
Река, каким-то немыслимым образом закованная в каменную кишку, протестующе ярилась, бурлила внизу. Падать до нее с этого уступа, подточенного снизу трудолюбивым потоком, было где-то с пяток аршинов. Саженях в семи вправо, в том месте, где потолочный свод кромкой подходил к поверхности воды очень низко, оставляя щель, похожую на щербатую пасть, река обрывалась в непроглядную темноту, возвращая обратно лишь гулкий грозный рокот. Своды грота в месте выхода тоннеля к реке были немыслимо высокими. Акимарх усилил свет, и мы разглядели, что потолок был неровным, похожим на кривой купол, и был выше, чем в пещере, в которой мы оставили Мазвия. Уступ, впрочем, был вовсе не так прост. Вдаваясь влево довольно широким перешейком, он плавно перетекал в глубокую нишу, существующую в скальной стене, этакую полупещеру с видом на буйную реченьку. В нее-то мы зачем-то и перебрались. Мы, посовещавшись с Акимархом, как коллеги по цеху, его силами установили на каменной перемычке непрозрачный щит-экран, чтобы сбить с толку возможную погоню в виде демонов, кридоев и всяких прочих ритиэкри и Эм Зэ с ними. И развернулись к остальным. Я лично намеревалась как следует поспорить и объяснить мужчинам, что я в отличие от них еще хочу жить, и поэтому нужно поискать другой выход.
— Все, здесь я вас покину! — неожиданно вскричал эльф и остановился, сбив всех с толку. — Я должен забрать камень!
— Какой еще камень? С ума сошел?! — заорала я, пытаясь перекричать гул рокочущего водопада.
— Куйату! У него остался куйату моего народа! Идите без меня!
— Какой, к хвосу, куйату? — потрясла я Ладмира за рукав, видя, что от таура внятного ответа не добиться.
— Этот камень — их реликвия! Именно из него Мазвий намеревался сделать артефакт! — объяснил мне Ладмир и обернулся к эльфу. — Это опасно, вы можете погибнуть!
— Я сделал меньшее из того, что мог, чтобы отблагодарить вас за свое спасение! — Аэссиниэль по очереди серьезно посмотрел в глаза нам троим. — Но сейчас, во имя своего народа, я обязан считать, что отдал вам долг чести тем, что показал выход!
— Это главное! — серьезно кивнул Акимарх.
Куйату. У меня перед глазами встала картина парящего Аэссиниэля и светящейся, такой неземной дорожки от камня к его телу. Потом перевела взгляд в реальность — на мужчин, которые вели разговор и солидарно понимали, что это святой долг правителя-эльфа пойти за реликвией. Уговоры Акимарха и Ладмира были не более чем условностью. С суровым выражением на лицах они явно прощались с боевым товарищем на случай, если больше никогда не свидятся. Я была в шоке и не понимала такой глупости и всех этих жеманностей. Не для того мы его спасали, чтобы он сейчас вернулся и погиб в пастях всех этих чудовищ, что бегут за нами по пятам. Как может быть какой-то камень ценнее жизни? Что вообще может быть более ценным и уникальным, чем жизнь?
— Как не понимаешь! Этот камень уби... чуть не убил тебя! — вскричала я зло и с непонятно откуда взявшейся яростной силой толкнула гибкого эльфа в воду, позабыв про всякую вежливость. — Прыгай, остолоп!!
Тот явно не ожидал от меня такой подлости, нелепо взмахнул руками как птенец, учащийся летать, и с безмерно оскорбленным выражением на лице рухнул в бурлящие воды.
И тут стена дрогнула под напором извне и на сцену действия выволокся окровавленный и страшный, как умертвие, неугомонный Мазвий.
— Врешь, не уйдешь! — прокаркал он и попытался злодейски засмеяться, но в горле у него что-то забулькало и изо рта на и без того слипшуюся от юшки бороду хлынула алая кровь. По всему было видно, что он не жилец, однако глаза выдавали безумие, продляющее бытие, а порой и исступленным зверем вырывающее клоки у Времени.
Над его плечами плавали белесые тени. Я почувствовала, как цепенеют ноги, руки, шея до бесчувствия немеет на плечах.
— А я перенастроил ритиэкри под ваш маленький секрет, — размеренным хвастливым тоном поведал Мазвий.