В шкуре зверя
Шрифт:
Глаза варвара, острые, как у хищной птицы, различили толстый слой пыли на полу и густую паутину в кольцах Змея. Видимо, сам египтянин (если он не был выдумкой Керама) заходил сюда не часто. Отчего? Неужели же сам боялся той силы, которой посвятил свою жизнь, и которая дала ему могущество? Боялся и не любил. Могло быть и так. Йонард догадывался, что к темным богам приходят иногда очень странными путями и не всегда по доброй воле. Но обратной дороги нет.
Внезапно Йонарду послышался слабый удаляющийся звук в направлении изваяния. Он резко обернулся, сжимая рукоять меча. Это уже не наваждение, не стук копыт, не заблудившееся эхо, это что-то иное. Йонард стоял, прислушиваясь и приглядываясь, и напряженно ждал всего, чего угодно. Он был уже совсем готов поверить, что египтянин сейчас появится в центре зала, или статуя Разрушителя оживет и, переливаясь мозаичным узором на чешуе, скользнет с постамента из черепов. Но время шло, а ничего не происходило. Шорох тоже не повторялся. Йонард решил, что мертвая тишина и разыгравшееся воображение поймали его в ловушку и теперь он слышит то, чего нет. Но вдруг огромная серая крыса выскочила из-за колонны и побежала прямо на него, волоча по полу длинный голый хвост. Йонард тихо присвистнул и отскочил, давая зверьку дорогу. Это была явно не та дичь, на которую он охотился.
Глупое происшествие разбило зловещие чары, и Йонард окончательно уверился, что башня, по крайней мере, в этой части, пустует. Будь здесь кто-нибудь живой, крыса не вела бы себя так спокойно. Конечно, в том случае если это была действительно просто крыса, а не что-нибудь другое. «Башню охраняют демоны», – вспомнил он. Пусть так. Он справится и с демонами.
Йонард решительно пересек зал, уже не заботясь о тишине. За изваянием Сетха он различил темный проем коридора. Разрушитель не шевельнулся, когда Йонард прошел мимо, едва не задев изваяние локтем, и дерзко заглянул в желтые глаза. Они были пусты и стеклянно блестели. Жизни в них не было никакой.
Темный проход в стене дохнул на него холодом и мраком. Германец отбросил череп с потухшими глазницами к груде таких же белых костей и под сухой треск раскатившейся пирамиды черепов шагнул вперед. Сзади послышался легкий вздох, и Йонард похолодел, потому что не ощутил под ногами пола. Только легкое покалывание в ступнях. Он дернулся было назад, но странная чуждая сила схватила его за ноги, подобно удаву, хватающему свою жертву, сдернула его с мозаичного пола и поволокла за собой. Это не было падением. Скорее это был ПУТЬ. Сложный, извилистый, с множеством поворотов, который пролегал в пустоте, где не было ни земли, ни неба. Йонард никак не мог определить, ЧТО схватило его. У этой силы не было даже подобия тела, невидимая, неслышимая, неосязаемая, она тащила его неизвестно куда, и не было никакой возможности ей помешать. Йонард попробовал дотянуться до нее мечом и ударить, но клинок разрубил пустоту.
Внезапно хватка ослабла, и Йонард понял, что уже не движется в безмирье и безвременье, влекомый таинственной силой, а просто летит вниз, сам по себе, и, похоже, с порядочной высоты.
Удар о камень оглушил германца. Пальцы разжались, и меч со звоном скатился по крутой лестнице вниз. И в тот же миг тьма беспамятства, более плотная, чем темнота Черной башни, поглотила его и погасила боль.
Глава четвертая
Йонард с трудом разлепил ресницы, слипшиеся от крови, и подумал, что после этого похода у него прибавится гораздо больше шрамов, чем после пограничных стычек с готами. Имело ли это какое-нибудь значение?
Варвар не знал, где находится и может ли двигаться дальше. Свет изменился, став из зеленого красноватым. Йонард попытался встать, но что-то держало его. «Что-то» было холодным и тяжелым. И весьма похожим на цепи. Йонард оказался прикован к стене. Меча при нем не было. Копья – тоже.
В центре помещения возвышался черный закопченный треножник с огромной чашей-полусферой, такой же черной и закопченной. Вся видимая Йонарду поверхность чаши была испещрена какими-то знаками, которые словно бы проступали из-под толстых слоев сажи и окалины. В самой чаше плавилась красно-бурая масса, она время от времени покрывалась маслянистыми пузырями, которые затем взрывались, с мерзким бульканьем, извергая клубы зловонного пара. Очаг под треножником был выложен крупными белыми камнями, острые края которых говорили, что некогда они составляли единое целое, а теперь, раздробленные безжалостной и нечеловеческой силой, прижаты один к другому, но уже не властны соединиться вновь.
Треножник с чашей, покрытые грязью и копотью, теперь вызвали у Йонарда нездоровое любопытство – ведь огня в очаге не было. Вместо этого в центре круга, очерченного острозубыми каменными осколками, чернел провал, и по всему видно глубокий.
«Ну, это не Валгалла, уж точно!» – мелькнуло в голове германца.
Это предположение подтверждалось еще и тем, что откуда-то снизу долетали отблески чудовищно-громадного кострища, всполохи которого отражались на отполированных неведомым доселе жаром стенках тянущегося вниз узкого жерла-топки. То и дело над ним взметывались фонтанчики искр, беззвучно гаснувших на лету.
Над самим котлом-чашей на длинной с массивными звеньями цепи, конец которой уходил куда-то ввысь и терялся в густой черноте под сводами пещеры, куда не могли уже дотянуться всполохи подземного пламени, висел матовый, точно из белого хрусталя, шар. Внутри этого шара тоже происходила какая – то странная работа: что-то непонятное клубилось там, то сворачиваясь кольцами, то взвиваясь протуберанцами. Игра неизвестно чего в самом шаре, точно находилась в строгом согласии со зловещей игрой света и тьмы на стенах самой пещеры. Всполохи подземного пламени выхватывали из мрака то одну стену из грубо обработанного камня, то другую, то сразу обе облизывал узкий, как жало, язык багрового света. От этого все пространство казалось бездонным ущельем меж высоченных, скребущих небо скал, и думалось, что не к каменному своду крепится цепь шара, а к самому небесному своду.
Чуть в стороне от жертвенника, ближе к стене, виднелся стол, почти скрытый под грудой свитков, частью лежавших на нем аккуратными рядами, а в основном, валявшихся в беспорядке, как на самом столе, так и под ним. Зеленоватый свет, к которому Йонард начинал привыкать, здесь освещал только нишу в самом дальнем углу прибежища мага. Ниша была отгорожена от всего остального пространства решеткой с частыми прутьями, больше походившими на ветви драконова дерева.
Череп на этот раз освещал то, что могло бы привидеться только в кошмаре. Скорее всего – это кошмар и был, потому что наяву, Йонард знал это точно, его бы вывернуло наизнанку от мерзости, которую он увидел… А сейчас ничего, даже не тошнило.
В большой клетке сидело создание, которое могло бы быть крысой… Крыс здесь хватало… всяких… Попалась и такая. Мохнатое туловище покоилось на шести паучьих лапах, а длинная мордочка с умными черными глазками оканчивалась волосатым белым хоботком с тонкой иглой жала. Зато хвост был точно такой, как положено – голый и розовый. Йонард почувствовал, что его все-таки мутит, и отвернулся, но тут же пожалел об этом. Из клетки, стоявшей напротив, на него внимательно глядело чудовище, похожее на питона, но с головой милой маленькой обезьянки. Чудовище смотрело на него с печальным сочувствием, словно пыталось что-то сказать, и Йонард испытал настоящее потрясение, когда понял, что оба эти уродца – разумны.
По сторонам от Йонарда в самую каменную плоть стен были всажены толстенные кольца из витого железа, на этих уродливых выростах безвольно и безучастно висели обрывки цепей. Некоторые куски, отржавели, почти рассыпались в прах. Звенья валялись беспорядочной грудой тут же рядом. Их густым слоем покрывала вездесущая мохнатая пыль. Черный пол обители колдуна тоже местами скрывали серые пласты, нанесенные временем.
Так сначала показалось Йонарду но, приглядевшись внимательно, он понял, что видит на полу искусное изображение свернутого кольцами гигантского змея, изготовившегося к броску. Его огромная голова упиралась в острые обломки камней вокруг черного устья жерла, и теперь они казались ядовитыми зубами мерзкой твари. Здесь стоял тошнотворно-сладкий запах тления, по всей видимости, исходил он от жуткого варева в котле. Йонард до сих пор не подозревал у себя такого буйного воображения, которое в мгновение ока нарисовало перед ним красочные картины вспарывания шейных жил многочисленных жертв, как кровь, еще теплая, темными ручьями стекает в чашу и магическое варево начинает мало-помалу густеть, иногда поблескивая опаловыми капельками жира. Но это, конечно, в том случае, если несчастных не морили голодом до того как отправить в котел.