В шкуре зверя
Шрифт:
В маленьком, незаметном домике, который располагался недалеко от трактира, но был настолько плотно закутан во тьму, что казался домиком-невидимкой, в самом центре комнатки с двумя камышовыми ширмами, затянутыми белым шелком, на циновке сидел, поджав ноги, человек. Сказать, что он был стар – значило ничего не сказать. Он был древен даже не как камни стен, а как земля вокруг этих камней, как вечное небо над головой. Седой, когда-то сильный и ловкий, а теперь высохший точно каштан, он сидел без движения, глядя прямо перед собой бесцветными глазами. Но в них, в этих глазах, не было старческого слабоумия – они светились жизнью, мудростью,
Казалось, старик ждет.
И он дождался. Прямо перед ним, на линии его лучистого, говорящего взгляда, вдруг обозначился силуэт мужчины в просторном одеянии, не стесняющем движений. Он был невысокого роста, худ, но гибок, как ветка молодого дерева, и лицом весьма похож на старого Дзень Сю, только на несколько столетий моложе. Фигура уплотнилась, стала зримее, четче. Мужчина словно сошел с невидимой лестницы на раскрашенную циновку, поклонился старику и сел напротив. Тот все еще молчал.
– Здравствуй, Учитель, – произнес молодой, – рад видеть тебя.
Дзень Сю кивнул, не отвечая.
Казалось, он не обращает никакого внимания на вошедшего и даже не видит его, но Дзигоро знал, как зорок этот бесстрастный взгляд Учителя, как обманчива его отрешенность. Он, без сомнения, увидел и понял все, что только можно было увидеть и понять.
– Я тоже рад видеть тебя, – произнес старик глубоким и неожиданно сильным голосом. – Как далеко ты продвинулся в своих поисках после нашей последней встречи?
– Я умер, Учитель, – слегка удивленно ответил Дзигоро.
– Это я заметил, – невозмутимо кивнул старик, – ну а еще что-нибудь ты сделал?
Дзигоро рассмеялся с явным удовольствием:
– Ты ничуть не изменился, Учитель.
– Ты тоже, – ответил Дзень Сю. – По-прежнему не отвечаешь на вопросы, а ведь я спрашиваю не о пустяках.
Дзигоро посерьезнел.
– Я видел его, Учитель.
– Делви?
– Нет, Учитель. Я видел Тумхата. Мне горько говорить об этом, но все же ты ошибся. В нем ничего не осталось от Делви, и я не хочу называть его тем именем, которое дал ему в тот день, когда он принял от меня Посвящение. Да он и сам не вспомнит это имя. Он Тумхат. Маг. Поклонник Сетха. Он погряз в своей грязной магии, как муха в паутине, и теперь сам Будда не разберет, собака крутит хвостом или хвост собакой, он управляет своими заклятьями или магия уже давно подчинила его себе. Когда ты говорил, что путь магии – путь в никуда, в тупик, то я не верил. Если это так, думал я, отчего же столько мудрых считают за честь ступить на этот путь? Теперь я понял, Учитель. Есть Знание, и есть Мудрость. Истинно мудрый никогда не захочет быть магом.
– Ты дорого заплатил за этот урок, – произнес Дзень Сю, – но мудрость стоит дороже, чем знание. И если ты прав, и Делви безвозвратно потерян для этого мира, тогда у нас остается только меч. Ты выковал
– Клинок, о котором говорило пророчество, ждет за дверью, – в голосе Дзигоро проскользнули торжественные нотки. – Я нашел его почти готовым. Его отковала жизнь, а она лучший кузнец, чем я. Он может войти, Учитель? С ним женщина, она видит незримое глазу…
– Пусть войдут, – величественно и просто произнес старик.
Когда маленький, но необыкновенно острый нож в руке старика аккуратно срезал оплетку, бутыль предстала перед глазами Йонарда и девчонки Айсиль во всем своем древнем великолепии. Она оказалась сделана не из глины, а из белого алебастра, подобно сосудам, в которых хранились драгоценные масла. Теперь Йонард понял, почему сверток показался ему тяжелым. Варвару стало даже неловко, что такую изумительную вещь он так небрежно пихнул на дно своей котомки. Дзень Сю словно прочел его мысли.
– Случиться ничего не могло, северянин. Дыхание Смерти пережило века лишь потому, что запечатано величайшим заклятьем – подлинным именем бога, древнего, темного бога…
Йонард мрачно кивнул. Он понял, о чем идет речь.
– Открыть ее, – продолжал Дзень Сю, – могло только это, подлинное имя, которое, насколько мне известно, передавалось из поколения в поколение в той семье, где хранилась погибель этого мира.
Старик легким жестом протянул левую руку, и в нее вдруг легла большая книга в дорогом кованом переплете.
– В старину, – продолжал он, открыв том чуть ближе к началу, – с помощью Дыхания Смерти целые города превращались в обиталища призраков. Предок прежнего хозяина бутыли с ее помощью собрал огромные сокровища и прекратил жизнь славной Акры почти на двести лет…
Принимая сосуд на хранение, члены семьи и их ближайшие поверенные давали клятву беречь его больше, чем мужчина должен беречь свою жизнь. Они должны были беречь его так, как мужчина бережет свое мужское достоинство… – Лицо старика оставалось так же бесстрастно, но в голосе, несмотря на серьезность ситуации, проскользнул добродушный смешок. – Из этой клятвы и родился обряд Посвящения в Хранители Сосуда. Их отмечали татуировкой с магическими знаками…
Взглянув на Айсиль, старик усмехнулся и интересный рассказ не закончил.
– Вся беда в том, – продолжал он, снова став предельно серьезным, – что от времени ветшает все, даже заклинания. Сейчас Дыхание Смерти очень опасно. У бутылки появилась дурная привычка открываться, когда кто-нибудь по злобе или по недомыслию скажет что-нибудь недостойное, либо просто упомянет темного бога тем именем, которое он взял для людей.
– Ее необходимо… – начал было Дзигоро.
– Как? – коротко спросил старик.
– Учитель, мудрейший из мудрых, неужели даже ты не знаешь, как это сделать?
Дзень Сю медленно покачал головой.
– Разве может человек быть настолько мудрым, чтобы спорить с богами? – спросил он, обводя всю компанию внимательным взглядом.
На мгновение взгляд этот задержался на Йонарде, но почти тотчас скользнул дальше.
– В бутылке вино, друзья мои, – продолжал старик. – Обычное старое вино, но рука Темного бога касалась его и наделила силой и голодом. Когда бутыль открыта – она должна кого-нибудь убить. И с каждым разом ей требуется все больше и больше, чтоб насытиться. А загнать зло обратно может лишь человек, владеющий Запирающим талисманом. У меня есть такой.