В скрещенье лучей. Очерки французской поэзии XIX–XX веков
Шрифт:
Наведение мостов
Жюль Сюпервьель
На протяжении всех шестидесяти лет своего писательства, во времена, когда по французской словесности одна за другой прокатывались волны очередных «авангардов», Жюль Сюпервьель (1884–1960) с упорной уклончивостью держался в стороне от запальчиво поисковых веяний в культуре и мысли XX в., а его лирика производила обычно впечатление опоздавшего родиться детища прошлого столетия. Нужна была чуткость Рильке, чтобы различить за ли шенной ухищрений милой сюпервьелевской «старомодностью» крайне уместную – насущнейшую для обстановки стремительных перемен и исторических потрясений – добрую волю «строителя мостов в пространстве» к поддержанию «преемственности над бездной».
Сюпервьель происходил из семьи французов,
Жюль Сюпервьель. Рисунок Мадлен Буше
Сюпервьель-поэт (а он еще и прозаик, драматург, сказочник) – негромкий, перемежающий обыденность грезами или легендами, певец привеченной лаской Земли и своего душевного родства со всем, что составляет мироздание: звездами и недрами, растениями и животными, океаном и минералами, родными, живущими с ним бок о бок, и обитателями дальних стран. Собственное тело и душа кажутся ему малой клеточкой необъятного творения, в которой не прерывно пульсируют те же токи, та же жизнь. Вслушиваясь в биение своего сердца, он ловит шумы из безбрежного космоса и в свою очередь дружески окликает жаркие пустыни, полярные льды, морских рыб, лесных зверей:
Только трону я коробкуИз сосны высокоствольной,Как застынет в чаще леса,Глядя на меня, олень.……………………………………Друг мой нежный, друг мой робкий,Чем могу тебе помочь,Через щель моей коробкиУстремляя взоры в ночь?Просекой твои зеницыВ глубь вселенной залегли.Тонкие твои копытца –Целомудрие землиДля подобной переклички Сюпервьелю нет надобности переходить на крик – века и дали не помеха беседе, которая ведется непринужденно, по-братски доверительно. И хотя мосты душевного братства во вселенной, упорно наводимые Сюпервьелем, другого рода, чем узы товарищества «строителей света» у позднего Элюара, они тоже вызов отчужденности одиночек. К их перекидке тоже побуждает надежда по-своему разомкнуть кругозор личности до «горизонта всех». Сюпервьель бывал печально серьезен, тревожен, лукаво шутлив, но всегда он душевно открыт, приветлив. В минуты радости он не теряет головы, в трагические мину ты – а ему были ведомы ужасы пустоты и смерти – не рвет на себе волосы.
Ночное чудище, лоснящееся мраком,Прекрасный зверь в росе других галактик,Ты кажешь морду мне, протягиваешь лапуИ недоверчиво отдергиваешь вновь.А почему? Я друг твоих движений темныхИ проникаю в глубь клубящегося меха,И разве я не твой собрат по мракуЗдесь, в этом мире, где, захожий странник,Держу стихи перед собой, как щит?Поверь, тоска молчания понятнаНетерпеливому, заждавшемуся сердцу,Что в двери смерти горестно стучит.Услышав робкие удары в стенку,Смерть перебоями его предупреждает:– Но ты – из мира, где боятся умереть.Глаза в глаза вперив, неслышно пятясь,В бестрепетную мглу ушло, исчезло…И небо вызвездилось, как всегда.Частенько Сюпервьеля укоряли в повествовательности, недостаточно упругом и слишком гладком, «простоватом» письме, нежелании посягать на «дедовские» правила. На все такие упреки он со спокойной улыбкой отвечал, что не сочиняет «ребусов для разгадывателей тайн», у него «рассказчик держит под присмотром лирика» и что он вообще «из рода часовщиков, а потому заботится о содержании стихового механизма в порядке». Упорядоченность слога и размера вырастала у Сюпервьеля из его добротного доверия к жизни, отнюдь не праздного в своей заботе о сохранности ее скреп.
Противостоять катастрофе
Пьер-Жан Жув
Пережив в 1924 г. крутой духовный переворот, Пьер-Жан Жув (1887–1976) отрекся от своих предыдущих со чинений, где славил на заре XX века научно-техническое преображение рода людского и пел – в лад со своими друзьями по кружку «унанимистов» Жоржем Дюамелем, Жюлем Роменом, Шарлем Вильдраком – благорастворение личности в городских человеческих множествах. Вой на 1914 года порушила эти прекраснодушные обольщения: Жув, как и Элюар, понял им цену, работая в лазарете, где искалеченные снарядными осколками лежали вперемешку с отрав ленными газами. А вскоре из-за болезни легких он попал в Швейцарию, подружился здесь с Роменом Ролланом, в своей тогдашней пацифистской публицистике – как прозаической так и стихотворной, несущей следы учебы у Уитмена, – предал проклятию братоубийственную бойню и оплакал ее жертвы:
…Я пою великую песнь о беззаконном убийстве.
Никому не должно быть прощено оно, никому не должно быть забыто.И исполнен рыком и яростью, я пишу эту песнь страдания,И нескончаемо развертывается нескончаемое зрелище,Заполняя душу и мысли и живущих, и только рождающихся.Вижу миллионы голов, низко гнущихся в траншеях,Слышу миллионное эхо стрекочущих пулеметов.О, эти населенные траншеи, – мертвецы, лежащие рядом!Не навек ли так будут лежать эти мертвые рядом с живыми?И дальше, там, позади этих мертвых и этих живых, ещеШесть великих народов –В голоде и надменности, и лжи, и безобразии.103
Современная революционная поэзия Запада. М., 1930.