В сладостном бреду
Шрифт:
Она тоже хотела поговорить с ним, швырнуть ему в лицо грязные слова погонщиков верблюдов. Она хотела бы сбросить его с крепостной стены!
— Я… хорошо держался, — прошептал Гарун. — Вы слышали, что он сказал?
— Я слышала. — Она попыталась сдержать свой гнев, чтобы мальчик не заметил, как дрожит ее голос. — А теперь спи. Когда ты проснешься, я принесу тебе поесть.
— Я… хорошо держался… — шептал он, проваливаясь в сон.
Когда она решительным шагом вошла в зал, Вэр стоял у окна и глядел
— Это жестоко и совершенно ненужно, — выпалила она. — Мальчик только что потерял мать. Неужели вы не могли подождать, пока он немного окрепнет?
— Нет. Если бы на деревню напали разбойники, мы бы стали их преследовать и отомстили бы им.
— Чтобы погибли еще люди?
Он не обернулся, отвечая ей:
— Да. Это война.
— И это ничего не значит для вас, не так ли? Все эти мужчины, и женщины, и дети…
— Все когда-нибудь умирают.
— Но не так! — Она пересекла зал и подошла к нему. — Эти дети… — Она замолчала, ее голос предательски дрогнул. — Только не дети. Такого не должно было случиться.
— Нет.
— Но тогда почему это все же произошло?
— По моей вине, — сказал он едва слышно.
— Что?
— По моей вине. Я думал, что только те, кто живет в Дандрагоне, подвергаются опасности. Вот почему я никому, кроме моих солдат, не разрешал здесь слишком долго задерживаться. Для жителей деревни не было никакого риска. — Внезапно вся сдержанность слетела с него, и он с силой стукнул кулаком по оконной раме. — Проклятие! Они не должны были их трогать!
Она подошла на несколько шагов ближе.
— Но я не понимаю… — И тогда она увидела его лицо.
Искаженное смертельной мукой, с глазами, полными отчаяния и боли. Она никогда раньше не видела ни на чьем лице такого страдания.
— Они убили их всех ради того, чтобы показать, что им все подвластно и им ничего не стоит добраться и до меня.
— Рыцари-тамплиеры? Но ведь они служители Господа. Я не могу представить, что они способны на такое!
— Вы можете думать что угодно. — Он глубоко и резко вздохнул, и она вновь увидела на его лице непроницаемую маску.
— Но я должен быть уверен, что этого больше не случится. Никогда. Я этого не вынесу… Я должен защитить… — Он повернулся к ней лицом. — И я начну с вас.
Она невольно отступила на шаг, пораженная неистовой яростью, вспыхнувшей на его лице.
— С меня?
— Они знают, кто приходит в Дандрагон. И они скоро узнают, что вы здесь.
— Но я не имею к вам никакого отношения. И скоро уеду отсюда.
— Гарун тоже не имел ко мне никакого отношения. Он пробыл здесь всего несколько дней. И вот его мать мертва… вся деревня мертва. — Его руки легли на ее плечи. — Я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как еще кто-нибудь погибнет по моей вине. Я хочу знать, кто вы и кого они могут достать через вас.
— Я не ничего не собиралась говорить Кадару. — Она облизала губы. — И вам я тоже ничего не скажу.
— Я не Кадар. — Он с силой сжал ее плечи. — Я не мягкий и не добрый, как он. Я эгоистичен и зол сейчас, и я предпочту скорее бросить вас в подземелье, чем видеть, как вы или кто-то из ваших близких погибает из-за меня. Я должен все узнать о вас. И я узнаю.
— Вы делаете мне больно.
— Вам пора было бы уже узнать меня. Я не только приношу боль, я еще и убиваю и… — Он замолчал, на мгновение закрыл глаза, затем продолжил, но уже другим тоном, чуть запинаясь: — У вас доброе сердце, и я уверен, где-то есть люди, которые вам дороги. Скажите мне, кто они, чтобы я смог защитить их.
Селин. Но Селин не имеет к этому никакого отношения.
— Она в Константинополе. Она вне опасности.
— Рыцари-тамплиеры есть везде. Они могут проникнуть в любой дом, любой дворец христианского мира и сделать все, что им захочется.
— Я не верю…
— Даже если вы не верите, вы готовы рисковать?
Она не знала, что ей делать. Она не могла подвергнуть угрозе жизнь Селин. И все же, если она откроет ему все, не станет ли опасность больше для них обеих?
— Вы уверены, что это рыцари-тамплиеры?
— Они носят кресты на мантиях, и, когда вступают в Орден, их заставляют отрастить бороды. — Он скривил губы. — Уж не думаете ли вы, что я стремлюсь к тому, чтобы однажды Гарун бросил мне, что я — виновник гибели его деревни?
— Если я скажу вам…
— Вы мне непременно скажете.
Она неожиданно вспыхнула.
— Вы не вправе говорить мне, что делать. Я сама решу, как мне лучше поступить. — Она помолчала. Кадар сказал, что Вэр держит свое слово. Возможно, ей удастся несколько обезопасить себя в этой неопределенной ситуации. — Вы должны обещать мне, что я буду свободна, что Селин будет в безопасности и тоже свободна.
— Кто это, Селин?
— Дайте мне слово.
— Я обещаю вам, вы будете свободны. Кто такая Селин?
— Моя сестра.
— И где она?
— Осталась в доме Николаса. Я не могла подвергать ее риску и брать с собой, сначала мне следовало найти безопасное место для нас обеих.
— И больше никого?
— Никого, о ком бы я заботилась.
— Значит, я привезу ее сюда.
Она широко раскрыла глаза.
— Что?
— Вы меня слышали. — Он отпустил ее и отступил на шаг. — Я не могу беспокоиться о ком-либо, кто находится так далеко. Ее придется доставить сюда.
В сердце Tea вспыхнула внезапная надежда.
Снова увидеть Селин… Он отвернулся.
— Я скажу Кадару, чтобы он съездил за ней.
— Подождите. — Она облизала губы. — Николас, может быть, не захочет отпустить ее.
Вэр обернулся.
Она поколебалась и затем выпалила:
— Селин — рабыня.
Выражение его лица не изменилось.
— А вы?
— Да. — Она гордо вздернула подбородок. — Нет. Теперь нет. Я свободная женщина.
— Но этот Николас, по-видимому, будет с вами не согласен. Вы убежали?