В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945
Шрифт:
Танк подошел к уже беззащитной позиции. Под тяжелыми траками взорвались две связки гранат, не причинив никакого вреда. Танк наехал на пулеметное гнездо «MG», постоял и, взревев двигателем, развернулся на гусеницах, сокрушая ячейку, скрыв из виду все следы отчаянно обороняемой позиции.
«Т-34» рванул вперед и громил немецкую линию обороны до тех пор, пока не повстречался со своей судьбой. 88-миллиметровый снаряд с замаскированного «тигра», поджидавшего под густыми ветвями и листвой, пробил башню русского танка, сорвав ее с корпуса, и огромная машина загорелась. Лес задрожал от сердитого грохота стрелкового оружия, который постепенно затих. Еще одна атака была отбита.
Первый
Наспех я собрал маленькую группу гренадер и подготовил их к атаке вместе с полковым резервом, который теперь состоял всего лишь из объединенного пехотно-саперного взвода. Быстро двигаясь сквозь оглушительный грохот боя, мы перебегали из одной воронки к другой, пуская в ход автоматы и ручные гранаты, пока не добрались до Сандкауле. Там мы захватили в плен несколько оцепеневших русских, многие из которых были ранены и неспособны к отступлению.
Ночь не принесла отдыха. В небе шипели ракеты, освещая серебряным светом искореженную землю, показывая дорогу русским бомбардировщикам, куда доставить их смертоносный груз. Еврейское кладбище защищала небольшая группа солдат под командой капитана Шекенбаха, и ей в тыл просочились русские штурмовые группы. Ночью наши связные и подносчики боеприпасов попадали под спорадический огонь из темноты.
Я отобрал с собой две группы старых вояк, имена которых мне были хорошо знакомы, людей, которые, я знал, никогда не подведут: Каммермайер, Герфельнер, Обермайер, Юкель, Макльсдорфер, Файерштайн, Вагнер, Ганзер, Мартин, Гольцман, Курц, Дозер, Гах, Гип и другие. Мы быстро приготовились к бою, набив голенища сапог и пояса ручными гранатами и запасными магазинами для автоматов. Было взято три пулемета. В последний момент мы пустили по кругу несколько фляг, безнадежно пытаясь утолить нервную жажду.
Мы погрузились в темноту и двинулись по испещренному воронками полю, перебегая от укрытия к укрытию, стреляя в окопы и стрелковые ячейки, крича и разбрасывая перед собой, направо и налево ручные гранаты. Перед нами возникали ускользающие тени в защитной коричневой форме, фигуры в оливкового цвета круглых шлемах с небольшими вещмешками за спиной, типичными для советских солдат. Они разбегались в темноту, как кролики в ночи, и мы взяли семь пленных.
За нами следовала группа со снабжением, и она отыскала нас на Еврейском кладбище. Там мы с жадностью набросились на термосы с пищей, молча поглотили скромный рацион, состоявший из холодного бутерброда с колбасой.
Бой бушевал семь дней и ночей. Окровавленные и измотанные полки враждующих сторон отказывались отступить или взять передышку. Отход означал разгром. Остановиться означало погибнуть. Для переживших этот ад эти болота и леса, эти искореженные пни и истерзанная земля остались жгучими воспоминаниями о сражении, из которого многие ушли только через смерть.
В конце концов 16 августа из-за тяжелых потерь основная часть дивизии была снята с фронта к югу от Ладожского озера. На передовой остался 437-й полк, а 17 августа командование 1-й Восточно-Прусской пехотной дивизией, все еще занимавшей передовые позиции, принял полковник граф Шверин фон Крозиг.
Ночью полковник Киндсмиллер, командир моего полка, прибыл на передовую в расположение командного пункта 11-й роты. Подразделение все еще отчаянно цеплялось за свои позиции на Еврейском кладбище. За семь долгих дней ожесточенных боев и под прямым огнем бронемашин, артиллерийским обстрелом и тоннами бомб, сброшенных бесконечными волнами советской авиации, капитан, прозванный Упрямым Фердинандом, отказывался уступить превосходящему по силам противнику, атаковавшему высоты Еврейского кладбища. После советского прорыва в левом секторе его позиция стала опорным пунктом и главной силой в отражении волн атакующих, чем помогла избежать крушения всего левого крыла. Хотя советской пехоте и удалось проникнуть в тыл его позиции и окопаться посреди артиллерийских и бомбовых воронок, 11-я рота продолжала держаться.
Той же ночью капитан Шекенбах вызвал своих связных. Девятнадцатилетний посыльный из 2-го взвода ефрейтор Флек пополз по перекопанной земле и, где возможно, побежал от своего взвода к штабу роты. Хотя ландшафт постоянно менял свой вид под непрекращающимися обстрелами, он инстинктивно находил дорогу в темноте. Бросаясь на землю и неподвижно лежа, пока шипящие ракеты освещали небо, Флек в конце концов прибыл в штаб, с трудом переводя дыхание, взмокший от пота. Перебросив через плечи и на шее, он принес четыре русских автомата, которые собрал по пути с убитых русских, разбросанных по залитой луной местности, пока пробирался через ничейную землю. Это оружие особенно ценилось как предмет торговли со снабженцами из тыла, и опытный гренадер никогда бы не прошел мимо такой возможности.
«Из-за русского прорыва наши линии снабжения оказались перерезанными», – объяснил Упрямый Фердинанд. Было дано задание пяти связным: пробраться сквозь русские окопы и вернуться с запасом продуктов на два дня.
За это время полковник Киндсмиллер закончил свой инструктаж, и пятерым связным было приказано сопроводить его назад в штаб полка. Связные несли по два термоса с едой на человека, подвесив один на груди, а другой – закрепив вожжами на спине. Кроме немецкого «МР-40» или трофейного советского автомата «ППШ», они взяли с собой гранаты, засунув их за пояса и в голенища сапог. Так что нагруженные своим имуществом, они погрузились в темноту. Полковник шагал в центре группы, держа свою застывшую руку в характерной позе за спиной.
Пока группа пробиралась во тьме по истерзанному ландшафту, ориентироваться становилось все труднее. Пройдя несколько сот метров, передовой связной едва успел приблизиться к краю большой снарядной воронки, как чуть ли не в упор застучал тяжелый пулемет. Одновременно с шипением в небо взлетела и взорвалась ракета, осветив местность. Ефрейтор Флек инстинктивно бросился на землю, и в то же мгновение над головой затрещали пулеметные очереди. Он освободился от термосов с пайком и скатился в воронку, где обнаружил четырех готовых к бою солдат, стволы их оружия уже выглядывали из-за края воронки, а с ручных гранат уже были сняты предохранители. Они тут же предположили, что попали в засаду, и приготовились отдать свои жизни подороже.
В последовавший за этим короткий миг тишины они признали приглушенные немецкие голоса: со стороны пулеметного гнезда во тьме донесся шепот. Один из связных крикнул:
– Не стреляйте, мы – свои!
Пулемет молчал. В воронке солдаты бегло пересчитали себя. Кого-то недоставало. Спустя несколько секунд связной из 2-го взвода нашел неподвижное тело Киндсмиллера, лежавшего в десяти шагах от воронки. Связной подтянул тело вперед за плечи и обхватил неподвижного офицера за грудь. Руки полковника оказались липкими и теплыми. На помощь связному тут же пришли другие. Они расстегнули мундир Киндсмиллера и обнаружили рану прямо напротив сердца.