В созвездии трапеции
Шрифт:
— А что такое, мама?
— Идем, идем, там все объясню.
Она поспешно уводит его в фойе. Взволнованно шепчет:
— Опять что-то неладное с твоим аппаратом, Илюша. Виктор Захарович все тебе сейчас объяснит.
Нетерпеливо ожидавший их Миронов торопливо сообщает Илье о показаниях измерительных приборов. Илья задает отрывистые вопросы, кажущиеся Ирине Михайловне лишенными смысла, но Виктор Захарович понимает его с полуслова.
— Идемте посмотрим, что там такое, — решает Илья. — А они что, — обернувшись к Ирине Михайловне, кивает он в сторону манежа, — должны еще работать в пониженном поле тяготения?
— Да, должны…
— Нужно немедленно отменить!
— Но как? Они ведь там, под куполом. И никакой связи с ними… Кончится водяная пантомима, и они должны будут продолжать свой номер.
— Нет, нет!.. — нервничает Илья. — Это надо запретить! Даже если для этого придется прекратить представление…
— Зачем же прекращать? — раздается вдруг спокойный голос Михаила Богдановича. Они и не заметили даже, как он подошел. — Я не все слышал, но уже догадываюсь, в чем дело. Обстановка драматическая, конечно, но прерывать представление все-таки нельзя.
— Но нет ведь другого выхода, — беспомощно разводит руками Илья.
— Я попробую к ним пробраться, — говорит Михаил Богданович.
— Пробраться? — удивляется Ирина Михайловна. — Ты шутишь, папа?
— Я был бы плохим клоуном, если бы не понимал, что сейчас не до шуток.
— Но как же пробраться? — недоумевает Илья. — На глазах у всех? И зачем? А нельзя разве подать им какой-нибудь сигнал?
— О сигнализации нужно было договориться заранее. Без этого они ничего не поймут, — сомнительно качает головой Михаил Богданович. — Да и вряд ли они вообще видят нас сквозь искусственный туман, в котором находится их ракета. Нет, нужно к ним пробраться. Другого выхода я не вижу…
— А я снова спрашиваю тебя — как? — нервничает Ирина Михайловна.
— По крыше. А там через люк. Я ведь не только клоун, но еще и акробат.
— Но ведь ты…
— Ты хочешь сказать, что я стар? — перебивает Ирину Михаил Богданович. — Когда ты не только акробат, но еще и хороший акробат — старость не помеха. Да и не такой уж я старик. Другого выхода к тому же нет, а время дорого. Сколько его: пятнадцать-двадцать минут?
— Не больше.
— Ну, так не будем их терять! Я тут все знаю. Готовил один трюк и был не только под куполом, но и на крыше. Не сомневаюсь, что без труда доберусь до Зарницыных и предупрежу их.
И он торопливо уходит, опасаясь, видимо, что дочь и внук могут его не пустить. А они несколько мгновений стоят совершенно растерянные, не зная даже, что предпринять…
С помощью пожарных лестниц Михаил Богданович взбирается на купол цирка. Раза два только останавливается на несколько секунд, чтобы перевести дух, тревожно прислушиваясь к участившимся ударам сердца.
Отвык он от высоты. Мелькание автомобильных фар внизу вызывает у него легкое головокружение. Никогда раньше не было с ним этого…
Но вот и люк, ведущий внутрь здания. Сквозь его дверцу виднеется решетка колосников, к которым крепится цирковая аппаратура. Просунув голову в отверстие люка, Михаил Богданович заглядывает вниз. Там почти сплошной голубоватый мрак. Лишь в нескольких местах сквозь хлопья искусственного тумана просачиваются разноцветные пятна освещенного прожекторами манежа.
Но где же "космический корабль" Зарницыных? Его нигде не видно…
Нащупав брусья колосников, Михаил Богданович ложится на них и медленно ползет к их центру. Глаза его постепенно привыкают к полумраку, и он начинает различать метрах в пяти от решетки темную массу ракеты. А вот и трос, которым она прикреплена к колосникам.
Но как же подать отсюда сигнал Зарницыным?..
Чертовски громко звучит музыка, особенно здесь, под куполом. Голосом ее не перекричишь. К тому же Зарницыны находятся в закрытом цилиндре ракеты и едва ли что-нибудь услышат.
А что, если постучать по тросу? Но чем?.. У Михаила Богдановича ничего нет. Он не успел ни переодеться, ни разгримироваться, сбросил только люминесцирующий халат. На нем теперь лишь черное трико.
Старый клоун пробует все-таки стучать по тросу руками. Но трос покрыт упругой пластмассовой оболочкой и почти не реагирует на удары.
А время идет. По характеру музыки Михаил Богданович догадывается, что ракету Зарницыных начнут скоро выводить из зоны искусственного тумана.
Нужно немедленно на что-то решаться!..
И Михаил Богданович решает спуститься на ракету по удерживающему ее тросу. Не очень уверенно берется он за пластмассовую поверхность и чувствует, что диаметр троса слишком велик, чтобы достаточно прочно обхватить его пальцами. Да и в руках старого клоуна нет уже прежней силы. Тревожит и сердце — оно все еще не успокоилось после подъема по пожарным лестницам…
А трос между тем начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону; и Михаил Богданович теперь только вспоминает, что ракета должна ведь прийти во вращательное движение. Надо бы остаться на колосниках, но он уже повис на тросе, чувствуя, что не удержится на нем, если не успеет добраться до корпуса ракеты прежде, чем наберет она предельную скорость…
Ирина Михайловна сама не своя все это время, тревожась за отца. Как он там? Добрался ли до Зарницыных, сумел ли предупредить? Они ведь могут и не услышать его. К тому же все время грохочет музыка.
Привлечь к себе внимание иным путем ему, видимо, тоже нелегко — купол цирка все время затемнен. Нужно же как-то скрывать от зрителей ракету Зарницыных, создавая впечатление полета ее в "галактическом пространстве". Для этого используется специально изобретенный Мироновым искусственный туман. Сквозь его голубоватую пелену ничего пока не видно.
— Вы только не волнуйтесь так, — участливо шепчет Ирине Михайловне главный режиссер. — Михаил Богданович человек опытный, он найдет способ связаться с ними.